Раздел II. ЗАКОНЫ ЛОГИКИ И ДИАЛЕКТИКИ
Логику часто определяют как науку о законах мышления. Но
у человека, в отличие от животных, не одна, а две сигнальные системы –
чувственная и речевая; соответственно, не один, а два типа мышления. Чувственно-образное,
ассоциативное мышление (или «соображение»), по характеру общее у человека с
животными, оно не всегда следует правилам логики, а его законы изучаются не
логикой, а психологией. Логика, в свою очередь, изучает не всякое, а только словесно-понятийное мышление. Само греч.
logos в первую
очередь означает именно слово, понятие.
Некоторые авторы признают только понятийное мышление, и
в советской философии это было общепринято. Но тогда пришлось бы игнорировать
многие творческие процессы человеческой психики, напр. – в сфере
художественного творчества. А исследования поведения животных, активно
развивавшиеся в XX в., убедительно доказали, что высшие животные тоже творчески
обрабатывают информацию, хотя не владеют понятием. Но главное в том, что
поведение и деятельность людей и жизнь общества нельзя объяснить на основе одного
только понятийного мышления.
Само понятийное мышление тоже не однородно, еще со
времен Платона выделяют два его вида или уровня. Первый из них называется рассудок (лат. ratio, агл. reason, нем. der Verstand), второй – разум
(лат. intellectus, англ. intellect, нем. die Vernunft). Рассудок можно определить как способность мыслить
посредством известных понятий и по известным правилам, а разум – как
способность создавать новые понятия и новые правила рассуждения. Напомним, что
почти все слова неоднозначны; и словом «разум» часто обозначают понятийное мышление
в целом. А некоторые учения отказываются различать рассудок и разум, или умышленно сводят первый из них ко второму. Но мы далее будем пользоваться приведенными выше терминами.
Оба вида логического мышления необходимы для жизни и для
науки. Рассудок накапливает умственную культуру, разум ее развивает. Порой
приходится читать и слышать, что интеллект, якобы, выполняет в жизни только
служебную роль. Но это справедливо лишь в отношении рассудка (ratio), а не разума как такового (intellectus). Именно разум отбирает и
устанавливает главные ценности жизни, соответственно творческому призванию того
или иного субъекта. В этом смысле, сознательная
деятельность людей подчинена скорее разуму, а не рассудку или природным
желаниям. Хотя, конечно, не вся и не всегда наша деятельность бывает достаточно
сознательной и разумной.
В соответствии с двумя видами понятийного мышления, различают
два типа логики: 1) логика рассудка, она же формальная логика (сейчас еще
чаще называют просто «логика»), и 2) логика разума, она же диалектическая
логика (сейчас ее чаще называют «диалектика»). Логика первого типа
рассматривает связи между мыслями со стороны их формы, не учитывая содержание
мыслей и смысловую «перекличку» понятий. Диалектика, в отличие от этого, учитывает
связи мыслей не только по форме, но также по их содержанию и по смыслам понятий.
Логика рассудка является формальной, потому что рассудок
консервативен по своей природе, а форма – консервативная сторона любого
явления. В этом ограничении есть свои преимущества. Оно позволяет использовать в
мышлении т. н. формализацию: замену
понятий символами, а рассуждений – правилами операций с этими символами. Например,
если известно, что из А следует В, и что из В следует С, то можно заключить,
что из А следует С, не интересуясь содержанием утверждений А, В и С. Тут можно
установить строгие законы вывода и проследить их исполнение.
Благодаря этому, формальная логика широко используется в
частных и аналитических науках, в технике, в юриспруденции (где важна
формальная строгость), вообще – в сфере рассудочной деятельности людей. Именно
на ней основано развитие информационно-вычислительной (компьютерной) техники, с
ее важнейшим значением для нашей жизни и деятельности. А мир
артефактов (совокупность искусственно созданных людьми предметов) во многом
специально «заточен» под формальную логику, потому что такие предметы проще
использовать и удобнее контролировать.
Формализация нередко порождает парадоксы, но часть из
них – только кажущиеся. Так, по правилам формальной логики утверждение «Если
дважды два четыре, то Нью-Йорк – большой город» считается истинным, хотя
здравому смыслу такая связь представляется нелепой. Однако, тут между посылкой
и заключением можно поставить ряд истинных суждений, которые наглядно привели
бы от первой ко второму. Такой подход позволяет, в ряде случаев, строго и
элегантно выводить такое новое знание, которое нельзя усмотреть «напрямую». Как
видим, формальная логика, и рассудок в целом, играют очень важную роль. Можно
сказать, что они образуют фундамент умственной деятельности людей.
Однако никакое строение не сводится к своему фундаменту.
Отрывая форму от содержания, формальная логика обедняет реальность, игнорирует
всеобщую связь явлений и постоянное изменение действительности. Тем самым она
оказывается на почве метафизического
метода познания, и разделяет его недостатки. Сам Аристотель, создавший (в
IV в. до н. э.) основы формальной логики, проявил свою гениальность и в
названии этой дисциплины. Он называл ее логикой вообще, а аналитикой. Действительно: такая логика больше пригодна для
анализа, но не для синтеза знаний. Как таковая, она больше походит для
потребностей частных, аналитических наук. Ради них Аристотель ее и создал, т. к.
в период его деятельности частные науки стали, впервые, обособляться от философии.
И уже современники Аристотеля, представители т. н. мегарской
философской школы (Евбулид и др.), заметили неразрешимость средствами
формализации двух типов задач, в которых требуется не аналитический, а
синтетический подход. Во-первых, это задачи, связанные с переходом
количественных изменений в качественные. Пример – парадоксы типа «Куча»: если к
нескольким зернам, не составляющим кучи, прибавить одно зерно, кучи не будет;
так с которого зерна начинается куча?.. Без дополнительных предположений (о
размерах зерна и основания кучи, о влажности зерна, об углах естественного
откоса и т. д.) нельзя даже приблизительно решить такую задачу, а ее точное
решение вряд ли вообще возможно. Ведь образование кучи представляет собой
качественный скачок, отразить который формальная логика не в состоянии.
Во-вторых,
формально неразрешимы задачи, связанные с объединением противоположностей.
Таковы, в частности, парадоксы типа «Лжец». В историческом оригинале это т.н.
парадокс Эпименида, он же – парадокс «Критянин». В краткой формулировке: Если
житель о. Крит утверждает, что критяне всегда лгут, правдиво ли
само его утверждение?.. Можно проще представить эту ситуацию на примере самоотносительной
фразы «Предложение, которое вы сейчас читаете, ложно». Допустив, что это предложение
в самом деле ложно, нам придется признать, что оно истинно, поскольку само
указывает на свою ложность; а допустив, что оно истинно, придется, наоборот, признать,
что оно ложно. Другой наглядный пример того же парадокса – предложение «Истины
не существует». Причина затруднений здесь в том, что в одном предложении
непосредственно сталкиваются утверждение и отрицание одной и той же мысли.
Парадоксы типа «Лжец» с древности обыгрывались в
легендах и в художественной литературе. Согласно одной из таких легенд, чудовище
Сфинкс, пожиравшая детей, пообещала некой матери, просившей вернуть ребенка: «Я
верну его тебе, если ты угадаешь, что я с ним сделаю». Мать ответила «Ты мне
его не вернешь», и этот простой ответ поставил чудовище в тупик. Ведь если она
не отдаст ребенка, то женщина угадала, и Сфинкс по договору должна его отдать;
но если отдаст, то женщина не угадала, и не должна его получить. Легенда
гласит, что Сфинкс окаменела именно от бесплодных усилий решить эту задачу.
А в романе Мигеля Сервантеса «Дон Кихот» насмешники пытаются,
с помощью подобного парадокса, разыграть Санчо Пансу, претендующего на место
губернатора. Они потребовали от него решить такую проблему: судьи на мосту
пропускают тех, кто говорит правду о цели своего прихода на мост, и вешают тех,
кто лжет. Но вот явился человек, сказавший, что цель его – быть повешенным на
этом мосту. Что делать судьям?... После некоторых затруднений, Санчо нашел здравый
выход: «Коль скоро оснований для того, чтобы осудить его, и для того, чтобы
оправдать, как раз поровну, то пусть лучше они его пропустят, потому что делать
добро всегда правильнее, нежели зло».
Как видим, разумное решение состоялось благодаря привлечению
неформальных соображений. Простак Панса оказался мудрее хитроумной Сфинкс,
поскольку мыслил не только формально.
Еще античные философы (напр., перипатетик Теофраст и
стоик Хрисипп) написали об этом парадоксе толстые книги. Не забывали о нем и в
последующие столетия, но рассматривали скорее как интеллектуальную шутку. Однако
в XIX в. парадоксы типа «Лжец» обнаружились в математической теории
множеств, в виде неразрешимого вопроса: существует ли множество всех множеств,
не содержащих себя в качестве своего элемента?.. Ведь если оно не будет
содержать самое себя, то не будет и множеством всех таких множеств; а если включит себя, то перестанет
соответствовать своему определению.
Эта проблема позднее получила название «парадокс
Рассела-Цéрмело». Сам Б. Рассел (известный английский
философ) иллюстрировал ее притчей о деревенском брадобрее. Если этот брадобрей
клятвенно обязался брить всех тех и только тех жителей деревни, кто не бреется
сам, то должен ли он брить самого себя?.. При любом поведении он неизбежно
нарушает свой зарок: если не бреется – должен бриться, но если бреет себя, то
не имеет права этого делать. Для устранения этой проблемы Рассел предложил
ограничить класс допустимых высказываний, запретив т. н. самоотносительные
суждения. «То, что включает всю совокупность чего-либо, – писал он, – не должно
включать себя». На языке математики, функция не может быть собственным
аргументом.
В пределах применимости формальной логики и математики это
решение можно считать удовлетворительным. В то же время, оно свидетельствует об
ограниченности такой логики, о ее неспособности освоить все выражения
естественного языка, отражающего богатство действительности. Позднее в этом разделе
мы познакомимся с законом взаимного перехода причин и следствий; это именно случай,
когда функция становится собственным аргументом, и притом – как явление
всеобщего характера. Только а силу этого взаимного перехода процессы могут
самовоспроизводиться, приобретая нелинейный характер (формальная логика
постигает только линейные процессы).
В XX в. ограниченность формализации была показана внутри
самой формальной логики. Наиболее известны в этом отношении теоремы о неполноте
формальной арифметики, которые в 1931 г. доказал австрийский математик Курт
Гёдель (между прочим, личный друг А. Эйнштейна). Философский смысл их в
том, что реальная предметная область не может полностью отразиться в любой
логически непротиворечивой формализации. Всегда есть истинные на данной области
утверждения, которые в этой теории не выводятся. А в противоречивой теории
выводится все что угодно, в т. ч. – заведомо ложные утверждения, что,
конечно же, недопустимо. Позднее американский логик А. Чёрч показал отсутствие разрешающей процедуры для
исчисления предикатов (1966), а польский логик и математик А. Тарский доказал теоремы о неформализуемости понятия
истины в алгоритмических исчислениях. Эти результаты имеют примерно тот же
философский смысл.
Для здравого смысла такие выводы не удивительны: ведь
реальные отношения вещей и явлений заведомо шире тех формальных отношений, в
рамках которых строятся умозаключения формальной логики, арифметики и других
формализованных дисциплин. Еще И.В. Гёте писал: «Суха теория, мой друг, а древо
жизни пышно зеленеет». Ценность теорем Гёделя состоит в доказательстве
ограниченности метафизического (в смысле антидиалектического) метода его собственными средствами. Таким образом,
формальная логика как бы сама выдвигает запрос на построение более широкой логики,
которая в некотором смысле допускает
противоречие, – однако противоречие не
формальное. Это и есть диалектическая
логика, она же – творческая логика разума. Ведь, напомним, именно признание
единства противоположностей является характерной чертой диалектики.
Такая логика, в отличие от формальной, оперирует она не
абстрактными знаками, а общими
философскими категориями: количество и качество, сущность и явление,
возможность и действительность и мн. др. (т. н. категории
диалектики). Упомянутые выше парадоксы в диалектической логике не возникают, и
с ее точки зрения, в формальной логике устранять их не нужно. Ведь это всего
лишь «краевые», «пороговые» парадоксы: они указывают на пределы применимости
формальной логики. но не мешают ею применению и развитию в этих пределах. А в
самой действительности такие парадоксы естественно разрешаются процессом
развития. Например, расселовский брадобрей может воспитать ученика и бриться у
него. Другими словами: парадоксы формальной логики разрешаются тем самым течением
времени, которое такая логика принципиально игнорирует (см. также п. 4.2).
То же касается и противоречий между людьми. Ведь
столкновение мнений не обязательно разрешается победой одного из них и поражением
второго мнения. Нередко возникает третье мнение, более правильное, и отчасти
соединяющее оба предыдущих мнения. Именно так должна развиваться всякая культурная дискуссия.
Иначе бессмысленны были бы и научные обсуждения, и дипломатические средства
урегулирования конфликтов. Можно сказать, что
диалектическая логика
есть логика диалога, в том смысле,
что она учитывает противоположные суждения и стремится разрешить противоречия
между ними. Таковой она и была в своем историческом истоке, в частности, у Сократа
Афинского, позднее – у Пьера Абеляра и др.
Однако поклонники метафизического стиля мышления
отрицают саму возможность диалектической логики. Их главный аргумент состоит в
том, что в такой логике нет строгих правил вывода. Действительно, она содержит
лишь общие эвристические (творческие) принципы решения умственных задач.
Другими словами, диалектическая логика не доказательна, она эвристична. А
творчество по природе своей не может быть алгоритмическим, тем более что в
самой действительности нет полной предопределенности явлений (этот момент мы
будем еще пояснять). Тем не менее, и действительность, и творчество управляются
некими общими законами; они и составляют предмет диалектической логики.
В той же связи, сами сторонники такой логики чаще
именуют ее не логикой, а просто диалектикой.
Ведь значение этой теории выходит за пределы правил мышления. По существу она
является общей теорией мироздания, с его процессуальной стороны (а других его общих
теорий нет, в силу безграничности развития). Формальная логика тоже отчасти
выходит за пределы теории мышления. В ней отражаются, напр., реальные отношения
между классами предметов, в виде отношений между объемом и содержанием понятий.
Но такой ее выход в реальность ограничен, повторим, формальными аспектами
действительности, тогда как для диалектики он ничем не ограничен.
Правда, немецкий философ Г. Гегель, который считается
основателем теоретической диалектики, еще представлял ее только как логику. Но
и у Гегеля она выступает как законы эволюции «абсолютной идеи», отражающиеся,
через активность этой «идеи», во всех явлениях мироздании. Увлекшись критикой
формальной логики, Гегель не признавал ее законов. Но рациональная диалектика,
зародившаяся в трудах классиков марксизма, рассматривает соблюдение таких законов
как необходимое, хотя не всегда достаточное условие истинного познания. И они говорят
уже о единстве диалектики, логики и
теории познания; по Ленину «не надо трех слов – это одно и то же». Мы полагаем,
что такое сущностное единство охватывает и пронизывает все философские дисциплины.
Здесь мы приходим к еще одному значению термина «диалектика»:
учение о наиболее общих законах развития
и связи в природе, обществе и мышлении. Если в мышлении – значит, это
логика; не случайно Ленин называл диалектику «Логикой с большой буквы». Но ведь
не только в мышлении, а везде! И
данная формула нам уже знакома: она совпадает с марксистским определением
предмета философии. Это не случайно, т. к. в марксизме диалектика
считалась центральной философской дисциплиной. Речь идет, конечно, о рациональной диалектике, которая отличается от мистической «диалектики»,
допускающей антиномии, т. е. неразрешимые противоречия (напр., учения
Зенона Элейского, И. Канта или П. Флоренского).
Некоторые современные философы, увлекаясь критикой марксизма,
предлагают заменить диалектику синергетикой, как теорией спонтанной
самоорганизации. В синергетике, как и в диалектике, сильны «синтетические»
приемы познания, и обе эти дисциплины сходятся в следовании нелинейной логике.
Но мы полагаем, что фактически синергетика развивает и конкретизирует диалектический
стиль мышления применительно к естествознанию. А диалектическая традиция далеко
не сводится к марксизму, ставшему сейчас объектом тотальной критики. Она
восходит к глубокой древности и пронизывает все сферы мышления. Отказ от нее и
от термина «диалектика» породил бы путаницу в науке.
4.2. ПРИНЦИПЫ ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКИ
К нашим дням формальная логика полностью отделилась от философии
и сблизилась с математикой. Но, ради лучшего понимания принципов диалектики, мы
вкратце рассмотрим принципы (основные законы) формальной логики. Все они
установлены Аристотелем еще в IV в. до н. э. В
качестве исходного мы в этом случае принимаем т. н. закон непротиворечия
(иногда его называют, наоборот, законом противоречия; на наш взгляд, неудачный
выбор). Этот принцип гласит, что никакое высказывание и его отрицание не могут
быть истинными одновременно и в одном и том же отношении.
Фактически данный принцип означает, что в одном
рассуждении недопустимы утверждения типа «вода теплая» и «вода остыла». Это
касается и скрытых противоречий, как напр. в шуточной фразе Марка Твена:
«Каждый размахивал руками энергичнее, чем его сосед». допустив же подобное противоречие,
формально можно вывести что угодно. Известный математик первой половины XX в.
Давид Гильберт писал: «Разрешите мне принять, что дважды два пять, и я докажу,
что из печной трубы вылетает ведьма!»
Но этот закон теряет силу, если объекты высказываний
хотя бы немного расходятся во времени, выступают в неодинаковых обстоятельствах
или в разных отношениях. Например, можно утверждать «Сейчас утро» и «Сейчас
день», но только для разных моментов времени, или в один момент – для разных
часовых поясов. Или допустим, что некий Ваня ниже всех ростом в данной группе;
но это может стать неверным уже через секунду, если в группу вошла миниатюрная
Таня.
Таким образом, формальная логика как бы останавливает
бег времени и запрещает расширять сферу отношений; но ведь в реальности ничто
остановить или запретить этого не может. Кроме того (как отмечал Боэций, трактуя логику Аристотеля)
«ничто не мешает двум противоположностям быть в одном и том же, но только не в
действительности, а в возможности». Возможно,
что здесь сейчас день, и возможно,
что здесь сейчас не день; но в действительности
здесь сейчас либо день, либо не день (ночь, утро или вечер).
Остальные принципы формальной логики можно вывести из ее
первого принципа. Второй из них называется законом
тождества. Он гласит, что в едином
процессе рассуждения всякая мысль должна выступать неизменной: А всегда тождественно А. Если мы допустим, что за время
рассуждения вода с температурой 40 градусов могла охладиться хотя бы на
полградуса, тем самым будет нарушен принцип тождества, а вместе с тем – и
принцип непротиворечия. Конечно, принцип тождества – тоже только идеализация,
ведь в реальности ничто не остается неизменным.
Этот принцип не соблюдается при т. н. эквивокации –
двусмысленном употреблении понятий. Например, говорят «шахматист потерял очки»,
не уточняя, какие: очки в турнирной таблице, или очки как прибор для
корректировки зрения? Его сознательное нарушение часто кладется в основу
софизмов – умышленно ложных рассуждений. Таков, напр., софизм «Покрытый»: «Знаешь
ли этого покрытого плащом человека? – Нет. – Но это твой отец; значит, ты якобы
не знаешь своего отца, что нелепо». Тут слово «знаешь» первый раз применяется в
смысле опознавания замаскированного объекта, а второй – в смысле личного
знакомства с известным тебе человеком.
Порой тот же принцип выражают в виде закона снятия
двойного отрицания: Если неверно, что не-А,
то верно А. Таким образом, в формальной
логике отрицание отрицания тождественно
утверждению. Этот закон фактически известен всем из школьной грамматики, а
в алгебре он фигурирует в виде правила «минус, помноженный на минус, дает
плюс». Но в применении к реальности подобное правило зачастую вызывает
сомнения. Например, текущий день отрицает прежнюю ночь, новая ночь отрицает текущий
день; но ведь это уже не та и не такая ночь, как прежняя. Это как раз учитывает
диалектический закон отрицания отрицания, внешне сходный с законом снятия
двойного отрицания (см. п. 5.2).
Третий принцип формальной логики – закон исключенного третьего. Согласно ему, из
двух противоречащих друг другу утверждений одно обязательно истинно, а другое –
ложно: либо А, либо не-А, и третьего не
дано (лат. tertium non datur). Но
этот принцип особенно уязвим с точки зрения здравого смысла. Еще Аристотель заметил,
что он неприменим к суждениям о будущем, поскольку их нельзя оценить как
однозначно истинные или ложные (а возможное, напомним, не подчиняется принципу
непротиворечия).
Кроме того, применение этого принципа дает нелепый результат
при комбинации в предметах двух или нескольких признаков. Так, о многоцветном
детском мячике или о палитре, пестрящей красками, можно спросить, желтые они
или нет, и формально-правильно ответить «нет»; но сам вопрос и ответ на него не
содержат адекватной информации о предмете. Составное утверждение, типа «Гомер
был французом и автором Илиады», в свете этого принципа, считается ложным, хотя
в нем есть существенный момент истины. Зато скрытно составные утверждения типа
«Сейчас Иван не бьет свою мать» должны расцениваться как истинные, хотя намекают,
что Иван когда-то бил свою мать, что может оказаться ложью.
Но наибольшие проблемы возникают в применении принципа tertium non datur к сфере становления.
Затруднения возникают уже при попытке ответить на простые вопросы, типа «Можно
ли съесть яйцо натощак?», «Может ли всадник слезть с лошади?» и т. д. Ведь
после первого глотка будешь есть уже не натощак, а всадник, коснувшийся ногой
земли, перестает быть всадником. Относительно электрона нельзя сказать, что он
либо корпускула, либо не корпускула: это объект из сферы становления вещества,
и он может проявляться и как корпускула, и как волна.
Именно ввиду ограниченности данного принципа, идеологи и
юристы давно и бесплодно спорят о том, является ли аборт убийством человека.
Ведь плод в теле матери – это (лишь) становящийся
человек; поэтому здесь нельзя однозначно сказать ни да, ни нет. Вообще, ни
рассматриваемый закон, ни формальная логика в целом, не способны отразить
становление, и не только в силу его особенности как промежуточного состояния,
но уже и потому, что такая логика игнорирует ход времени и непрерывное
изменение реальности. Можно сказать, что тем самым она отрицает саму возможность
становления.
Неклассические направления
в формальной логике обычно отказываются от принципа исключенного третьего, а
иногда – и от закона снятия двойного отрицания. Такие логические системы
называют паранепротиворечивыми, или нетривиальными. Но полностью заменить
диалектическую логику такими формальными исчислениями не удается. Ведь, по
самой сути дела, нельзя отразить всю полноту действительности только средствами
формализации, не учитывая содержательные стороны бытия и мышления.
Считается, что Г. Лейбниц в XVII в. ввел четвертый
принцип формальной логики – принцип достаточного
основания. На наш взгляд, он имеет уже не логический, а методологический
характер. То же следует сказать о т. н. диалектических принципах научного
познания. Мы рассматриваем эти положения в связи с методологией науки (см. тему
11). А далее речь пойдет о тех универсальных принципах, благодаря которым
диалектика выступает как учение не только о законах мышления и познания, но также
о законах природы и общества.
4.3. ИСХОДНЫЙ ПРИНЦИП ДИАЛЕКТИКИ
Исходным принципом диалектики, ее единственным постулатом
является принцип единства и борьбы противоположностей. Он гласит: все возникает
путем неизбежного деления единого на противоположности, которые взаимно
дополнительны и нуждаются друг в друге, но при этом находятся в постоянной
борьбе. «Единое» здесь можно понимать как целое без частей; но сам данный
принцип указывает, что части непременно появятся. Именно ввиду происхождения
противоположностей из начального единства, они дополняют друг друга, и каждая
из них нуждается в другой: но это не исключает их борьбы.
Борьба здесь
понимается как момент противодействия, который присутствует во всяком
взаимодействии, наряду с его положительными моментами. «Отец диалектики» Гераклит
использовал в данном случае термин «война» – греч. Polemos, и говорил: «Война – отец всего и всего царь». Но это
поэтическая гипербола, лишь частично оправданная тем, что всякое
противодействие может когда-то дорасти до конфликта. На деле «борьба» противоположностей
начинается с почти бесконфликтного различия; тем не менее, в какой-то степени она
всегда присутствует. Сами единство и
борьба противоположностей взаимно неразрывны, как свет и тень, т. е. подчиняются
тому же принципу единства и борьбы.
Единство борющихся противоположностей называют диалектическим противоречием. Таким
образом, исходный принцип диалектики можно назвать «принципом противоречия»; напомним,
формальная логика исходит, наоборот, из принцип непротиворечия. В марксистской традиции, диалектическое
противоречие называют источником
саморазвития всех вещей: ведь именно в этой борьбе стороны изменяют друг друга
и все целое. Но мы предпочитаем называть его универсальной формой саморазвития, источник которого – врожденные свойства
материи в нашей Вселенной.
Мысль
о движущей силе противоречия порой пытаются привести к абсурду, утверждая, что
согласно ей развитие идет тем быстрее, чем больше в предмете противоречий. На
деле развитие осуществляется не фиксацией противоречия, а его разрешением. Мужчины
и женщины во многом конфликтуют, но эти конфликты разрешаются в семье,
совместным хозяйством и порождением новых поколений. Разрешение старого
противоречия порождает новое, тут, в частности – противоречие между поколениями
в семье. Таким образом, быстрое развитие действительно означает «больше
противоречий» в единицу времени, – но не в смысле их накопления, а в смысле их
ускоренного разрешения, обновления и смены.
Яркой
иллюстрацией всеобщей делимости любого единого является принцип квантования энергии,
установленный М. Планком в 1900 году. Затем было показано, что всегда квантуется
и вещество. Причем деление единого на
противоположности всегда начинается немедленно. Из школьной биологии известно,
что как только дочерняя клетка полностью отделилась от материнской, в ней сразу
намечается перетяжка, которая со временем приведет ее тоже к делению на две
клетки. А в зародыше сложного организма изначально одинаковые «стволовые»
клетки специализируются до полной, но взаимно дополнительной противоположности:
напр., делятся на клетки нервные, соматические, кожные, гормональные, половые и
т. д.
Примерами диалектического противоречия могут служить
отталкивание и притяжение, свет и тень, полюса магнита, рациональные и
иррациональные числа, умножение и деление, мужское и женское и т. д. В
атоме это – электроны и ядро, положительные и отрицательные заряды, а также
заряженные и не заряженные нуклоны; в физиологии – ассимиляция и диссимиляция,
возбуждение и торможение, и т. д. В стандартной модели микромира
выявляются два типа частиц, противоположных по свойствам и по роли в бытии
вещества – фермионы и бозоны.
Вообще, во всяком сложившемся предмете непременно есть
противоположные стороны, условно говоря – правая и левая, верхняя и нижняя,
слабая и сильная, и т. д. И философские категории всегда носят «парный»
характер, т. е. выступают в связках по два понятия, выражающих противоположные
свойства или отношения: необходимость – случайность, сущность – явление,
возможность – действительность, количество – качество, форма – содержание, и т.
д. Это относится и к самим, тоже «парным», категориям единства и борьбы.
Порой кажется, что противоположности, напр. электрон и
протон, существуют независимо друг от друга. Тем более, что в эпоху горячей
Вселенной электроны и протоны около миллиона лет носились в пространстве по
отдельности, не создавая устойчивых объединений. Но положительные и
отрицательные электрические заряды в мироздании уравновешены с величайшей
точностью, иначе мощные электрические силы просто разорвали бы Вселенную. А это
значит, что уже изначально для каждого электрона имеется «свой» протон, и что
оба они являются, в конечном счете, порождениями одного целого.
В сложных предметах можно усмотреть много противоречий,
но среди них обычно выделяют основное –
наиболее существенное противоречие, пронизывающее всю жизнь этого предмета.
Например, в атоме это противоречие между положительными и отрицательными
зарядами, хотя тут имеются и отношения с нейтронами, и непростые массовые и
динамические взаимодействия.
Приверженцы метафизики считают, что противоречие бывает
только в ложном сознании, когда нарушаются правила формальной логики. При этом
само противоречие они понимают тоже в духе формальной логики, т. е. как
непосредственное столкновение противоположностей в один момент времени, в одном
месте и в одном отношении. В самой реальности такие «голые» противоречия
наблюдаются лишь в процессе гибели предмета. Например, на остывающей звезде большой
массы тяготение может вдавливать электроны в ядра атомов, где они соединяются с
протонами и превращаются в нейтроны. Тем самым гибнут атомы, а вместе с ними
гибнет сама звезда, превращаясь в мертвый сгусток сверхплотной нейтронной
жидкости.
Но в «живом» предмете или процессе противоположности
всегда как-то опосредуются в
пространстве и времени. Расхождение верха и низа, правой и левой сторон создает
объем некоторой вещи; если же эти стороны соединятся без опосредования, вещь просто
исчезнет из пространства. Те же электроны и протоны в атоме, при нормальных
условиях, пространственно разделены, и эффективно взаимодействуют. Также нельзя
сказать, что планета в своем движении по орбите одновременно падает на Солнце и удаляется от него: эти моменты
разнесены во времени. Вместе с тем, они необходимо сменяют друг друга и
превращаются один в другой, без чего тело и не могло бы двигаться по орбите в
свободном пространстве.
Ф. Энгельс разъяснял: «Пока мы рассматриваем вещи
как покоящиеся и безжизненные, каждую в отдельности, одну рядом с другой и одну
вслед за другой, мы, действительно, не наталкиваемся ни на какие противоречия в
них. Но совсем иначе обстоит дело, когда мы начинаем рассматривать вещи в их
движении, в их изменении, в их взаимном воздействии друг на друга. Здесь мы
сразу наталкиваемся на противоречия». В самом деле: любое изменение предмета
свидетельствует о действии каких-то противоречий, и само порождает борьбу
нового со старым.
Таким образом, в мире нет и не может быть реальных вещей
и процессов, которые не содержали бы в себе диалектическое противоречие. Это
означает, в частности, что сущность всякого предмета двойственна, т. к. обязательно содержит единство каких-то противоположностей (данное заключение нам не раз еще пригодится). «Главная
ошибка Гегеля заключается в том, – писал Маркс, – что он противоречие явления
понимал как единство в сущности, в идее». Рациональная диалектика полагает, что
противоречия есть везде и всегда, в т. ч. – в сáмой глубокой сущности
вещей.
4.4. ПРИНЦИП РАЗВИТИЯ
Диалектический принцип
развития прямо противостоит формально-логическому закону тождества.
Встречаются разные формулировки этого принципа диалектики. Мы предпочитаем
следующую: : в конечном счете, всякое изменение есть
развитие, т. е. направленное и преемственное изменение. Заметим, что в данную формулу включено определение «развития»:
это не всякое изменение, а только преемственное и направленное. Принцип
развития вытекает из исходного принципа диалектики, как теорема из аксиомы.
Ведь по смыслу исходного принципа, всякий предмет обязательно изменяется в
направлении возникновения и созревания все новых противоречий, преемственных к
сторонам прежнего противоречия.
Противники диалектики могут признавать изменчивость
явлений, но отвергают принцип развития. При этом сторонники релятивизма
отрицают преемственность изменений,
полагая их беспорядочными; а сторонники метафизики считают, что все изменения
можно свести к (количественному) увеличению
или уменьшению, и к «возвращению на круги своя», по образцу качания маятника. В
этой связи Ленин говорил о двух концепциях развития, метафизической и диалектической:
«развитие как уменьшение и увеличение, как повторение, и развитие как единство противоположностей…» и т. д.[1]
Нетрудно видеть, что полное возвращение маятника к
прежним состояниям возможно только при колебаниях идеального маятника. А всякий реальный
маятник истирает свою ось и подшипник, гоняет и нагревает воздух, в результате
этого тормозится и когда-то остановится, если не сообщать ему новую энергию. Эти
естественные изменения маятника – преемственные и направленные, а его торможение
необратимо без постороннего воздействия. Уже на этом простом примере мы видим, что
из принципа развития вытекает закон необратимости совокупности изменений
любого предмета. Это значит, что никакая система не может сама полностью, сразу
по всем ее параметрам (макро- и микроскопическим), возвратиться к своему
прежнему состоянию.
Данный закон очевиден для здравого смысла. Никто не
видел, напр., чтобы упавший со стола предмет сам вернулся на стол, или чтобы
растекшаяся жидкость сама собралась в капли и вернулась в прежний сосуд. Еще
XIX в. в науке было осознано, что вездесущие тепловые процессы необратимы (по
закону неубывания энтропии). Но стиль мышления в естествознании долго оставался
механистическим, а в механике все основные функции обратимы во времени. Поэтому
идея необратимости долгое время не находила достаточной опоры в естествознании.
Даже в начале XX в. Л. Больцман, М. Смолуховский, А. Пуанкаре и
другие видные физики пытались доказать сводимость термодинамики к механике, и
тем самым – конечную обратимость всех природных процессов. В возможность такой
редукции верил даже А. Эйнштейн.
Только в последние десятилетия XX
в. идея необратимости окончательно утвердилась в науке, благодаря синергетике
И. Пригожина – Г. Хакена. Согласно ей, путь эволюции всякой реальной
системы представляет собой т. н. странный аттрактор. Это сложная линия в условном
пространстве состояний, напоминающая жменю спутанных ниток. Ее ветви могут
располагаться близко одна от другой, но строго доказано, что они никогда не
повторяются и не пересекаются. Отметим, забегая вперед, что в этом – смысл и
основа однонаправленности времени.
Выделяют два основных направления развития: прогресс и регресс. Лат. progressus
буквально означает продвижение, успех, regressus
– отступление. В науке под прогрессом понимают повышение уровня организации
предмета, а под регрессом – его понижение. Эволюцию при неизменном уровне
организации можно рассматривать как продукт временного равновесия в борьбе направлений
прогресса и регресса.
Прогресс обычно идет через усложнение систем, в основе
чего лежит деление целого на части, обусловленное действием исходного принципа
диалектики. Такое деление называют дифференциацией.
Некоторые мыслители, напр. Г. Спенсер, отождествляли дифференциацию и прогресс.
По словам самого
Спенсера, «сущность всего прогресса – начиная с отдаленнейших времен…
заключается в превращении однородного в разнородное». Но одна дифференциация может означать и не прогресс
целого, а его распад, если параллельно с ней не будет повышаться уровень связи частей целого.
К тому же, прогресс касается не только строения предмета,
но и его функций. Между тем, совершенствование функций нередко осуществляется
через морфологическое упрощение их носителя. Так, гелиоцентрическая теория
описывает поведение планет не только эффективнее, но и проще, чем
геоцентрическая теория Птолемея, содержащая вынужденные дополнительные
построения. А трава морфологически проще, чем дерево, но гораздо эффективнее
накапливает биомассу. Ткани
высших животных зачастую организованы проще, чем ткани низших существ, а генетический
код человека проще кода собаки, и т. д.
Тем не менее, такие факты
не противоречат общему правилу усложнения систем в прогрессивном развитии. Ведь
морфологические упрощения требуют совершенствования внешних
условий бытия данного предмета. Например, травы вытесняют деревья только на богатых почвах.
Гелиоцентрическая астрономия, известная с древности (напр. учение Аристарха
Самосского, III в. до н. э.), смогла закрепиться в науке только благодаря росту
общего уровня знаний о природе. А человек компенсирует свою генетическую «простоту»
скачком в развитии психических способностей.
Прогресс мы наблюдаем во
всех областях, видимо – это свойство той субстанции, из которой образовалась
наша Вселенная. Но применительно к частным вещам, принципа прогресса в диалектике нет. Любой предмет может остановиться
в развитии, повернуть вспять или погибнуть, – все зависит от обстоятельств. Более
того: всякий отдельный предмет или организм когда-то вступает в фазу инволюции
(регресса), а затем и погибает. «Вопреки претензиям “прогресса”, постоянно наблюдаются случаи регресса и
кругового движения», – писали К. Маркс и Ф. Энгельс. По Ленину, «представлять
себе всемирную историю идущей гладко и аккуратно вперед, без громадных иногда
скачков назад, ненаучно, не диалектично, теоретически неверно».
Кроме того, действует общее правило «нет прогресса без
регресса». Совершенствование предмета в одном отношении всегда сопровождается
утратами в каком-то другом отношении. В XIX в. это отмечал
Г. Спенсер, а Ф. Энгельс писал: «Каждый прогресс в органическом развитии является вместе с тем и
регрессом, ибо он закрепляет одностороннее
развитие и исключает развитие во многих других направлениях». Советский
философ и ученый-электронщик Е.А. Седов назвал
данное положение законом иерархической компенсации, он же – закон Седова. Подобные
идеи развивал также российский
философ и ученый-химик Н.С. Имянитов. В
биологии этот закон известен именно как принцип компенсации, и порой его возводят
еще к Аристотелю.
Проявления данного закона наблюдаются также повсеместно. Известно, напр.,
что более развитые микроорганизмы, обладающие внутриклеточным ядром (т. н.
эвкариоты)
в биохимическом плане отстают от более
примитивных прокариот, не имеющих ядра. Из макроскопических
организмов в биохимическом отношении
наиболее совершенны самые примитивные, а именно – насекомые. Рептилии усваивают пищу намного эффективнее, чем
млекопитающие. Человек в зрении уступает орлу, в обонянии – собаке и многим
другим животным, в счете уступает арифмометру и компьютеру. Двухдневный цыпленок
сообразительней годовалого человеческого младенца. Попугай какаду может вскрыть
сложный замок, что недоступно детям младшего возраста. Зато взрослый человек
способен творчески мыслить, к чему не способны ни животные, ни машины. И
благодаря этому он (в норме зрелости) превосходит их в выполнении любых задач.
Известно также, что выдающиеся деятели культуры зачастую житейски хуже
приспособлены, чем средний человек. Ведь их основные силы направлены не на
приспособление, а на творчество. Прогресс
творческого интеллекта приводит к редукции хитрости, в силу чего умственно
одаренные люди порой слишком доверчивы. Рассказывают, что выдающийся
французский ученый А.М. Ампер именно в силу
большого ума находил вероятность истины в самой нелепой лжи. В житейской борьбе
подобная редукция оборачивается порой немалыми потерями. Однако в
конечном, статистическом результате повышение уровня организации с избытком компенсирует
урон, наносимый прогрессом качеству исполнения примитивных функций.
4.5. ПРИНЦИП ВСЕОБЩЕЙ СВЯЗИ
Третий принцип диалектики – принцип всеобщей связи.
Он гласит: всякое отношение в конечном
счете есть связь, т. е. взаимное влияние, даже при отсутствии локального
взаимодействия. Эта формула содержит определение связи как взаимной зависимости. Формально
мы можем допустить и отношение полного отсутствия связи; но диалектика не
признаёт таких отношений в самой реальности. Связи между некоторыми явлениями
могут быть весьма слабы, так что ими можно пренебречь в житейских и технических
расчетах. Но они всегда существуют, а иногда приобретают существенное значение.
Так, релятивистская и квантовая физика объясняет только
те особенности движения тел, которые на обыденном уровне незаметны, и не
учитываются даже в точной технической механике. Тем не менее, эта физика
перевернула все наши представления о мире, породила революцию в технике и во
всей жизни общества. Поэтому не следует на общем уровне пренебрегать «незаметными»
деталями: в науке мелочей нет.
Как и принцип развития, третий принцип диалектики прямо
вытекает из принципа единства и борьбы противоположностей. Все потому и
связано, что происходит делением из единого и развитием из неких общих начал.
Это исходное единство природы вещей создает, во-первых, предпосылку для их
механического взаимодействия. Главная проблема дуализма и плюрализма (напр.,
учений И. Декарта и Г. Лейбница) состоит именно в невозможности
объяснить причинное взаимодействие предметов принципиально разной природы. – Во
вторых, даже предметы, не находящиеся в телесном или волновом контакте, связаны
между собой родством по существу или происхождению. Такое родство охватывает
все явления; в мироздании есть момент несепарабельности,
т. е. неполной разделенности на части.
Соответственно двум отмеченным моментам, можно выделить
два основных типа связи. В первом случае это взаимодействие предметов в
качестве обособленных тел. Так, напр., действуют друг на друга бильярдные шары
при их столкновении, или два проводника с током, через их электромагнитные поля.
Во втором случае имеется непосредственная связь или изначальная согласованность
(корреляция) поведения родственных и/или взаимно дополнительных
предметов, помимо столкновения или полевого взаимодействия. Так, близнецы и
вообще близкие друг другу люди зачастую переживают состояние своих друзей, не
находясь с ними в контакте.
В современной физике связь первого типа называют
близкодействующей или локальной
связью, а связь второго типа – дальнодействующей или нелокальной связью. Локальную связь называют также актуальной или
причинной (каузальной) связью, а нелокальную – генетической, непричинной или холистической
связью (от греч. holos – целое), а
иногда также имплицитной, т. е. – неявной связью. Локальная осуществляется
через сближение носителей силы в пространстве, и поэтому передается с
ограниченной скоростью (по Эйнштейну, не выше скорости света в вакууме). Нелокальная
связь не нуждается в таком сближении, поэтому может иметь неограниченную «скорость»
(насколько здесь применимо понятие скорости).
Ниже мы еще обсудим эти типы связи, рассматривая виды
оснований и категорию детерминации. Здесь только отметим, что носители
метафизических воззрений не признают нелокальной связи. В наше время они
ссылаются на специальную теорию относительности Эйнштейна, согласно которой,
повторим, не может быть скоростей выше скорости света в вакууме. Но такое
утверждение несовместимо с принципом всеобщей связи. Ведь в этой теории существует
«конус причинности», обусловленный ограниченной, якобы, скоростью всякой связи.
За его пределами находятся т. н. неизвестное прошлое и неконтролируемое
будущее: области событий, от которых до нас, и от нас до которых, локальный
сигнал не дойдет никогда, на протяжении всего периода существования Вселенной.
Мы полагаем, что утверждение об ограниченности скоростей
любого взаимодействия действительно справедливо для широкого класса, но не для
всех даже механических явлений. Сам Эйнштейн пытался распространить его на все
взаимодействия, включая гравитационное, и нашел признания, однако не привел
убедительных научных аргументов начиная с Ньютона, теория тяготения выступала с
позиций нелокальной связи, что смущало и самого Ньютона. Но в таком виде она
применяется до сих пор, Эйнштейн, фактически, только уточнил ее расчетную
часть. Нелокальные связи сразу обнаружились и при развитии квантовой механики,
и попытки Эйнштейна их опровергнуть не имели реального успеха. Эти вопросы до
сих пор остаются спорными в естествознании. Но диалектическая философия
высказывается за признание обоих типов связи: локальной и нелокальной.
Принцип всеобщей связи и принцип развития взаимно обусловливают
друг друга. Ведь развитие осуществляется только благодаря связи и
взаимодействию сторон, а связь явлений во времени осуществляется именно
процессом развития. В формальной логике принципу всеобщей связи противостоит
принцип исключенного третьего. Слабость этого принципа, которую мы отмечали
выше, коренится именно в наличии нелокальной связи: благодаря ей, каждый
предмет выступает как в чем-то единый со своей противоположностью, поскольку
они принадлежат к одной неразрывной сущности.
С обыденной точки зрения, оба производных принципа диалектики
выглядят парадоксально. Ведь в их определениях развитие представлено как частный
случай изменения (только преемственное и направленное), а связь – как частный
случай отношения (только взаимное влияние). А для в формальной логики,
наоборот, категории изменения и отношения более общие, чем понятия развития и
связи, поскольку формально допускаются неупорядоченное изменение и отношение
полного разрыва связи.
Как видим, между двумя типами логики действительно
имеются существенные расхождения. Но отмеченный кажущийся парадокс фиксирует не
противоречие диалектической мысли с реальностью, а ограниченность формального
подхода к пониманию самой реальности. Его нельзя назвать ложным или неудачным,
наоборот: он удобнее в применении, и дает вполне удовлетворительные результаты
в большинстве познавательных ситуаций, – но только в пределах частного, не
мировоззренческого знания о мире.
Иногда в состав основных принципов диалектики включают
принцип конкретности истины, противопоставляя его лейбницевскому принципу
достаточного основания. Но мы полагаем, что оба эти принципа имеют
методологический характер, и рассматриваем их в соответствующей части курса. А
в заключение данной темы заметим, что каждый из двух производных принципов диалектики
конкретизируются также в двух законах диалектики. Сначала рассмотрим основные
законы развития, затем – основные законы связи.
Комментариев нет:
Отправить комментарий