Поиск по этому блогу

18 февр. 2013 г.

ТИПЫ РАЦИОНАЛЬНОСТИ ПРОТИВ НАУКИ



Недавно я опубликовал в научных изданиях один материал, который здесь кратко излагаю. 
В отечественной литературе популярна периодизация развития науки, разработанная В.С. Стёпиным (в его публикациях с 1989 по 2012 гг.). Она строится на выделении трех т. н. типов научной рациональности – классическом, неклассическом и постнеклассическом. У Стёпина они различаются, якобы, нарастающей степенью влияния в науке субъективных факторов. 
Само выражение «тип рациональности» ввел в оборот известный "постмодернист" М. Фуко, а типы научной рациональности под другими названиями рассматривали в 60–70-е гг. XX в. представители т. н. исторической школы методологии науки. По заключению П.П. Гайденко (2003), данное учение «привело к установлению плюрализма исторически сменяющих друг друга форм рациональности. Вместо одного разума возникло много типов рациональности. Тем самым была поставлена под вопрос всеобщность и необходимость научного знания. Скептицизм и релятивизм, столь характерные для историцизма в философии, распространились теперь и на естествознание».

Стёпин не отрицает своей связи с этой школой, но, как советский философ, не мог позволить себе полной откровенности в данном вопросе. На словах он признаёт объективный характер научной истины при всех типах рациональности. Как же такое признание совмещается у него с утверждением нарастающей роли субъективных факторов?.. 
Насколько мы поняли, это делается путем привязки влияния таких факторов не прямо к понятиям знания либо истины, а к понятию «истинного объяснения». В частности, автор писал (2000, 2012): «Объективно истинное объяснение и описание применительно к “человекоразмерным” объектам не только допускает, но и предполагает включение аксиологических факторов в состав объясняющих положений. Возникает необходимость экспликации связей фундаментальных внутринаучных ценностей (поиск истины, рост знаний) с вненаучными ценностями общесоциального характера».

Непонятно, как можно включить аксиологические факторы в состав объясняющих положений, напр., запрет на клонирование человека – в состав научных предпосылок возможности такого клонирования и правил его успешной реализации. А требование экспликации (уточнения, пояснения) чего-то с чем-то даже грамматически нелепо. Ошибка тут у Стёпина или лукавство – результаты одинаково одиозны. Например, учение Дж. Бруно о множестве миров явно не соответствовало принятым тогда «вненаучным ценностям общесоциального характера»; зато эти ценности плотно входили «в состав объясняющих положений» геоцентрической теории мироздания. Получается, что Бруно мыслил еще узко классически, зато его палачи уже тогда мыслили постнеклассически широко. Таких пугающих примеров можно подобрать немало.

Стёпин и его многочисленные отечественные последователи вряд ли сознают, и даже вряд ли могут осознать обскурантистский характер своих воззрений. Ведь такие взгляды соответствуют российскому традиционно консервативному, "тормозному" менталитету, и в русле его считаются даже возвышенными. Так, недавно (конец 2012 г.) П.Д. Тищенко писал, ничтоже сумняшеся: «Грубо говоря, мы должны выступить “тормозом” развития науки, чтобы она остановилась и задумалась – что она может знать, должна делать и на что мы все можем надеяться». А сам Стёпин с умилением апеллирует к древнекитайским категориям дао (рутина) и у-вэй (принцип недеяния), выражающим квинтэссенцию обскурантизма..

Свои типы научной рациональности Стёпин ставит в соответствие с уровнями сложности объектов, осваиваемых познанием. В частности, полагает он, «Стратегию развития современной (постнеклассической) науки определяет освоение сложных, саморазвивающихся систем» (2012 и ранее). Но разве эволюционизм классической науки XIX в. не был именно изучением сложных саморазвивающихся систем?.. Но тогда идеи П. Лапласа и Ч. Дарвина, эволюционизм Г. Спенсера, диалектику Гегеля и марксизма пришлось бы отнести к постнеклассическому типу рациональности. 

Разумеется, и современная наука не уклоняется от изучения структурной сложности и саморазвития, но не в этом ее особенность. Синергетика, лидер постнеклассического естествознания, имеет своим предметом не просто сложные системы, а системы со сложным, как бы рефлексирующим  поведением, порой даже очень простые по структуре; и не просто саморазвитие, а спонтанную самоорганизацию открытых неравновесных систем и т.н. активных сред. Наш главный методолог и главный философский администратор, бывший и директором Института естествознания и техники, и директором Института философии АН СССР (затем РАН), в этом просто не разобрался. Видимо, в этом ему помешало то самое желание приспособиться к господствующим гниловатым воззрениям, которое помогло ему же в научно-административной карьере. 

В концепции Стёпина выделение этапов развития науки заведомо ограничивается периодом Нового и Новейшего исторического времени. Причем критерий выделения у него один – смена «типа рациональности»; всё остальное под это насильственно подстраивается. Так, Стёпин признает «вторую глобальную революцию» в познании в конце XVIII и в первой половине XIX вв. (сторона Промышленной революции). Но при этом не усматривает в ней смены типа рациональности, а значит – не признаёт учреждения ею качественно новой эпохи в развитии науки. В результате, на четыре глобальных революции в познании, начиная с XVII в., у нашего Стёпина образуется не четыре, а только три качественно различных этапа развития науки.

Между тем, хорошо известно, что как раз в начале XIX в. наука переходит от механистической идеологии к эволюционизму. Но Стёпин пытается дезавуировать этот факт и доказать, что такой переход якобы не касался физики. Но он не замечает роли термодинамики, как фактического лидера тогдашней физики и всего классического естествознания. Видимо, пережитки механицизма, свойственные данной эпохе, "отводят" ему глаза. Мы выделяем предклассический этап развития науки, который охватывает XVIIXVIII вв., т.е. до Промышленной революции Лишь тогда механика Ньютона господствовала в науке как ее истинный лидер, а не как идейный пережиток.

При этом мы придерживаемся классической научной методологии, – но не в смысле классического типа рациональности по Стёпину, а как она сформировалась еще во времена Аристотеля, определившего истину через соответствие знания предмету. Мы убеждены, что ученый во все времена должен, по мере сил, не допускать «включения аксиологических факторов в состав объясняющих положений» своей научной концепции. Только так могут нормально развиваться и наука, и общество в целом.

С данной позиции, автор этих строк разработал свой подход к выделению этапов исторического развития знания науки. Здесь не место его целиком излагать ( подробнее см., напр.: Эволюция знаний: ступени истории // Общество: философия, история, культура. – 2013. – № 2. – С. 11–18.). Отметим только, что стержневую роль в нем играет понятие «тип явлений, осваиваемых познанием на данной ступени развития». Перечень таких «прицелов познания» у нас включает:

1) познание свойств предметов, их состава, строения и отношений; 2) изучение рутинного функционирования предметов; 3) познание эволюции в данной предметной области, в собственном значении слова evolution. Имеется в виду развертывание потенций (уже) ставшего предмета, исключая моменты становления; 4) исследование самого становления, здесь означающего любой переход между бытием и небытием. Формально в данный перечень можно добавить познание самоорганизации и познание развития в целом. Но мы не стали выделять эти пункты изначально, поскольку в развитии знания они естественным образом складываются из других пунктов.

Более полная критика и более полное изложение своих воззрений, наверное, были бы убедительней, но – всему свое место.

11 февр. 2013 г.

АТЛАНТ РАСПРАВИЛ ПЛЕЧИ



Много забот и работ навалилось в последнее время. Момент для продолжения блога могу выбрать только в часы вынужденного простоя. Хочу поделиться мыслями о книге, которую недавно прочел. Это роман Айн Рэнд «Атлант расправил плечи». Он издан еще в 1957 г., и в свое время оказал большое влияние на сознание людей на Западе. До нас, конечно, тогда не дошел. Да многие из нас тогда его бы и не поняли, либо восприняли бы только как буржуазную пропаганду. Но там вовсе не это главное.

Айн Рэнд – псевдоним Алисы Зиновьевны Розенбаум. Она родилась в России в 1905 г., училась в Петроградском университете, в 1925 г. уехала на учебу в США, и осталась там до своей смерти в 1982 г. Ее социально-мировоззренческая позиция – крайний индивидуализм плюс крайний индустриальный энтузиазм, причем второе играет ведущую роль.

Просто индивидуализм обычно порождает ненависть к разуму, что мы видим во всей буржуазной идеологии после восстания Парижской коммуны, до которого в ней тоже преобладал индустриальный энтузиазм. Особенно сильна стала эта ненависть в эпоху постмодерна, когда индустриальный энтузиазм сменился индустриальным пессимизмом, а теория всеобщего благоденствия – идеей золотого миллиарда.

Айн Рэнд, наоборот, превозносит разум, как основу всей жизни общества, особенно – его хозяйственного преуспеяния, но также – и нравственного поведения людей. В некотором смысле, она отстает от развития современной ей идеологии, но как раз поэтому оказывается ближе других к вечным ценностям и к вершинам человеческой культуры.

При этом Рэнд вполне сознает идеологические тенденции, и даже предсказывает развитие иррационализма вплоть до его дичайших постмодернистских «образцов». Порой кажется, что постмодернисты списали свои злобные мысли о разуме и науке у отрицательных персонажей ее романа (д-р Притчет, д-р Феррис и др.). Попов, субъективистов и мистиков всех мастей она чехвостит в ошметки (простите за грубоватый оборот, но здесь трудно подобрать достаточно сильное выражение). Причем делает это умно и талантливо. В этом плане читать ее – сплошное наслаждение.

Главным носителем разума у нее выступают не ученые, и вообще – не интеллигенты, нравственный уровень которых она оценивает весьма низко. Грустно сознавать, но в данном отношении Рэнд права. Кто, как не интеллигенция, насаждает сейчас в общественном сознании мистику, рениксу и чернуху? Против этого возмущалась часть советских интеллигентов, но теперь они вымирают, как некогда мастодонты.

Главными носителями общественного разума Айн Рэнд считает бизнесменов-промышленников. Но это тоже сильная идеализация. Бизнесмену приходится, как правило, руководствоваться в своей деятельности разумом, иначе он просто прогорит и погибнет (в отличие от интеллигента, воззрения которого сказываются на его жизни только косвенно, через общественные отношения). В этом плане бизнесмены действительно способствуют распространению в жизни разумных начал.

В то же время, бизнесмены далеко не всегда заинтересованы в рационалистической идеологии общества. В последние полтораста лет дело обстоит как раз обратным образом. Без этого в обществе не могли бы распространиться ни идеи клинически безумного Фридриха Ницше и психически тяжело больного Сёрена Кьеркегора, ни весь остальной иррационалистический бред эпохи модерна и постмодерна.

Не сознавая этого, а скорее – не желая сознавать, Айн Рэнд возлагает ответственность за развитие иррационализма на социализм, точнее – на тенденции «ползучего» проникновения социализма в жизнь современного ей буржуазного общества. Она могла бы, конечно, познакомиться с идеологией реального, победившего социализма хотя бы на примере своей бывшей родины, и убедиться, что именно и только он тогда поддерживал рационалистическую идеологию. Но кто ж заставил бы ее туда заглянуть? – Не подумайте, что я выступаю здесь присяжным защитником социализма: он свое отжил, но факты есть факты.

А смешение социализма с капитализмом действительно порождает антиномии, которые и являются питательной почвой для негодования Айн Рэнд. Читатель без большого труда убедится, что почти все фантастические (в обоих смыслах) хозяйственные нелепицы, вызывающие ее резкое негодование, возникают из попыток отрицательных персонажей применять социалистическую идеологию и социалистические принципы управления в условиях господства буржуазной собственности и частного предпринимательства.

Эту огромную книгу можно упрекнуть за утомительное многословие, но само это многословие нельзя назвать пустым. Обилие речей здесь определяется всесторонней проработкой идей. Персонажи постоянно и напряженно логически мыслят., причем важные мысли идут так густо, что даже профессиональный философ порой испытывает перегрузку. В то же время, радуешься, что такая литература еще возможна. Сильна и собственно художественная часть: занимательный сюжет, убедительные характеристики персонажей, восхитительные описания и т.д. И при  этом неисчерпаемое воображение относительно событий и ситуаций. Не дочитав не бросишь.

Название книги связано с тем, что американские бизнесмены, эти де Атланты современного мира, отчаявшись найти себе достойное место в разлагающемся обществе, объявляют якобы всеобщую забастовку или локаут. Они отказываются далее держать общественное небо на своих плечах, и под водительством таинственного Джона Галта скрываются в еще более таинственной долине среди гор, которую благоустраивают собственным трудом.

Конечно, с научной точки зрения это смехотворная утопия, но в рамках литературы – нормальная художественная гипербола. Она дала автору возможность развить такой напор в отстаивании ценностей разума, для которого в современной ему реальности трудно было найти условия. И мне хочется, несмотря на этот явный утопизм и прочие немалые натяжки, не смеяться над Айн Рэнд, а поставить ей памятники на центральных площадях главных городов всего мира.