ПРЕДИСЛОВИЕ К ПУБЛИКАЦИИ
Недавно,
21.02.2019, в Казанском федеральном университете состоялась защита докторской
диссертации А.С. Гурьянова, доцента кафедры Философии и медиакоммуникаций
Казанского гос. энергетического университета. Сообщение об этом событии можно
посмотреть по адресу https://kgeu.ru/News/Item/25/8231, а материалы диссертации
и отзывы – по адресу https://kpfu.ru/dis_card?p_id=2671. Там опубликован и мой
отзыв, т.к. мне довелось быть одним из официальных оппонентов соискателя. Я
воспроизвожу здесь этот отзыв, поскольку и сама диссертация, и вся ситуация
этого акта «подготовки научно-педагогических кадров» мне представляются
одновременно и весьма примечательными, и весьма типичными для современного
состояния отечественной философии.
Мой отзыв имеет
положительное заключение, и оно достаточно обосновано как с формальной, так и с содержательной стороны. Диссертант не лишен
философских способностей, а его основная идея, при должном развитии, может
сыграть существенную роль в прогрессе философской мысли. Вместе с тем, общий
образовательный, культурный и профессиональный уровень соискателя настолько
низок, что в блаженной памяти советские времена он вряд ли мог стать хотя бы
кандидатом наук, и даже вряд ли смог бы защитить диплом философского факультета.
Перед нами человек явно недоученный. И, так сказать, недомыслящий – как раз по
причине недоученности и недостаточной профессиональной воспитанности ума.
Не снимая вины
с соискателя, надо признать, что это – общая беда современной российской школы:
как ее учеников, так и (уже) ее преподавательского состава. Эта беда еще усугубляется
формальным подходом к подготовке кадров высшей квалификации: докторами наук и
профессорами у нас становятся не по реальным заслугам в науке, а потому что
кому-то надо занимать соответствующие должности. И последние гвозди в гроб научно-философской
квалификации забивает принятый ныне порядок организации защиты, при котором сам
соискатель оплачивает труд оппонентов. В результате, эти люди уже из одной
совестливости не решаются на отрицательную оценку диссертации своего «работодателя».
Да и способности к логическому анализу у них, в среднем, тоже постоянно
снижаются.
Другое
затруднение (отчасти отраженное и в отзыве) состоит в господстве
философского иррационализма, в силу чего наша дисциплина сегодня принципиально
не вписывается в стандарты научного исследования. А под этим флером зачастую
прячутся банальные глупости и натуральное невежество, что мы видим и в данной
диссертации. Современный Китай, в недавнем прошлом шедший за Россией, затем
превзошел ее именно благодаря сохранению (в ходе «перестройки») рационалистической
идеологии, и соответствующего ей стиля воспитания интеллекта основной массы
граждан.
Лет уже десять
назад, я в одном из своих отзывов предлагал ВАКу изменить название степеней
кандидата и доктора философских наук
на степени кандидата и доктора (просто) философии, или – ввести такую
номенклатурную единицу специально для философов иррационалистического направления. Я
понимаю, что для наших бюрократических структур это что-то слишком сложное; но
другого способа примирить современное положение вещей в российской философии со
здравым смыслом я, увы, не вижу.
К сказанному в отзыве хочу еще добавить, что тяга диссертанта к синкретизму не совсем случайна. Она как бы наследует русской традиции Серебряного века, хотя сам диссертант "молится" на немцев Гегеля и Хайдеггера, - впрочем, как и первые русские философы "молились" на немцев Ф. Шеллинга и того же Гегеля. Тут проявляется еще и общая для тех и других тяга к оккультизму, со свойственной ему эзотеричностью: "Темна вода во облацех"! В конечном счете, то и другое отражает отсталость мышления, все еще тяготеющего к Средневековью.
Остальное
читатель найдет в прилагаемом отзыве. А если он еще любит позабавиться выявлением
несуразиц, то может полистать и саму диссертацию. Ведь в официальном отзыве
всего такого не отметишь, как по соображениям объема, так и по соображениям
приличия.
ОТЗЫВ
официального
оппонента ...
на диссертационное
исследование Гурьянова Алексея Сергеевича
«Дело Dageist в бытии-в-мире: природа,
сущность и
проявления
человеческого духа»,
представленное к
защите на соискание ученой степени
доктора философских
наук
по специальности
09.00.01 – онтология и теория познания
Рассматриваемая
диссертация фактически посвящена осмыслению деловой активности людей со стороны
ее духовного основания. Актуальность этой темы обусловлена нарастающим ускорением
в развитии общественного хозяйства, начиная с эпохи Промышленной революции. Еще
И.В. Гёте, под личиной Фауста, заменил евангельское положение «В начале было
Слово» (Логос) новым тезисом «В начале было Дело». Позднее тот же исторический
фактор побудил К. Маркса сделать «практику» одним из основных понятий
философии, а основателей прагматизма – ввести близкую по смыслу категорию «прагма».
Актуальность темы возросла при новом скачке в развитии деловой активности
индивидов, обусловленном информационной революцией и социальными переменами в
мире с начала 90-х гг. XX
века.
Таким образом, соискатель выбрал тему
действительно актуальную и важную. От Мифа к Логосу и от Логоса к Делу – смысловой
вектор исторического прогресса мысли. Но прогресс всегда идет не гладко, о чем
свидетельствует и рассматриваемая диссертация. Она обладает достоинствами,
которые еще будут отмечены; однако начнем с замечаний. Ряд из них связан с тем,
что соискатель демонстрирует туманный стиль философствования, видимо – по
образцам Г. Гегеля и М. Хайдеггера, учения которых он избрал своими главными
ориентирами (см. с. 9, 12, 25 и др.) Такой стиль бывает полезен в фазе поиска,
но не подходит для научно-квалификационной работы, поскольку порождает много неясностей.
Так, уже из
названия диссертации трудно понять, что является предметом исследования:
феномен дела или природа и т.д. человеческого духа? В тексте соискатель называет
предметом «дело Dageist» (с. 8), а вторая часть названия остается без
специального внимания. Ниже он пишет «Установлен синтетический
характер концепта Dageist,
определяемого как подчиняющее себе свое телесное бытие... здесь-и-сейчас-бытие...»
(с. 17, пункт новизны 2). Но что означает и как возможно телесное бытие Dageist (разновидности духа) или концепта
(понятийной структуры)? Такая радикальная новизна требует пояснения.
На защиту
выносится, в первую очередь, положение «Феномен Dageist носит синтетический характер и... находится на пересечении
по крайней (меньшей? – В. С.) мере четырех различных традиций» (в философии):
психоанализа, марксизма, экзистенциализма и антропософии (с. 20). Но если
этот феномен существует как часть реальности, не только в сознании исследователя,
то он не может в своей основе определяться философскими традициями. Можно
ставить вопрос о синтетической природе соответствующего понятия, но соискатель здесь его не ставит. Тогда неясно, что защищается
в диссертации.
Правда, феномен
не может и противоречить любой теоретической «традиции»; и соискатель сознательно
применяет в его обработке арсенал разных философских направлений (см. с. 10 и
др.) Но смешение разных подходов, не сведенных к общему началу, часто приводит не
к синтезу, а к синкретизму, что наблюдаем и в данной работе. Диссертант сдвигает
принятые смыслы ряда понятий и смешивает их, порой – до слияния противоположностей.
Тем самым заведомо снижается научная репрезентативность результатов; зато
возрастает туманность изложения.
В частности, соискатель
постоянно подчеркивает роль спекулятивного мышления, но отождествляет его
с диалектическим мышлением, а также – с «конкретно-всеобщим» мышлением (с.
29, примеч. 6, с. 191 и др.) В общепринятом значении и согласно
этимологии слова, спекуляция в познании означает просто умозрение, временно
отвлеченное от опыта и практики. В последнем отношении она всегда абстрактна, а
диалектичность ей может быть присуща или не присуща. Но сами понятия
абстрактного и конкретного мышления тоже трактуются соискателем своеобразно: через
зависимость или независимость от общественного мнения и т.д. (с. 198, 202). Неизбежно
возникает дефицит понимания текста.
Понятие
«конкретно-всеобщее
мышление» соискатель пытается пояснить как «участие в судьбе предмета мышления»,
что якобы составляет «дополнительный признак» к понятию «конкретное мышление». «Одного
лишь мышления, – заключает он, – недостаточно для того, чтобы спекулятивное
мышление соответствовало своему понятию... дело должно быть положено самим
мышлением» (с. 203; см. также с. 190, 208 и др.) Очевидно, тут мышление о
деле смешивается с самим делом, включая чувственную деятельность.
У
Гегеля такое смешение возникает из трактовки всякого созидания как дела мистической
абсолютной идеи, – из «положенности мира самим духом» (с. 209). Тот же исток
имеет применение здесь Гегелем слова «всеобщее», с его абсолютистской окраской.
А в диссертации остается неясным, почему деловые соображения или действия индивидов,
допустим – столяра или финансиста, надо называть «конкретно-всеобщим мышлением»,
оно же, якобы, спекулятивное и диалектическое мышление. Но смутный эпитет
«конкретно-всеобщее», как дымовая завеса, покрывает рассуждения соискателя на
протяжении всей диссертации, в т.ч. – до попытки как-то определить этот термин.
Споры
о понятии ассерторического ведутся издавна, но только соискатель пришел тут к слиянию
противоположностей. Ассерторическое суждение все же всегда определялось как
немодальное, а он ввел категорию «модально-ассерторическое суждение» и заключил,
в частности, что добавлять к ассерторическому суждению предикат «необходимо»
так же излишне, как подкрашивать смолу черной краской (с. 289; см. также с.
283, 302, 313 и весь § 4.3). Попутно соискатель заявляет, что суждение de
dicto может оказаться суждением de re, «если оно схватывает не
какой-то отдельный эмпирический факт» и т.д. (с. 282–283). Однако фактов
касаются как раз суждения типа de re («о вещи»), тогда как модус de
dicto означает просто «о речи». Но соискатель, видимо, понимает «de
dicto» как модальность настоятельного утверждения (диктата?), в котором
выявляется волевая устремленность делового духа (см. с. 282, 288, 289).
По
мнению соискателя, в спекулятивном
суждении о положении дела сливаются также «аналитичность и синтетичность» (§ 4.6, особенно с. 337–338). На деле он
доказывает только то, что в научных построениях одно и то же суждение может
выступать в разные эпохи (а говоря шире – в разных концепциях) как выводимое
или не выводимое теоретически. В кантовском смысле, приведенное им суждение
«Земля вращается вокруг Солнца» всегда остается синтетическим, т.к. не
содержится имплицитно ни в понятии Земли, ни в понятии Солнца. Но соискатель по
ходу изложения путает аналитическое и синтетическое суждение с аналитическим и
синтетическим методами познания (с. 336 и др.); и вообще свободно обходится с
этими терминами, вдохновленный разнообразием их трактовок в литературе. По
законам логики, при такой свободе эквивокаций можно сделать какие угодно выводы,
в т.ч. – слить друг с другом любые понятия.
Но соискатель заставляет сомневаться и в том,
насколько он понимает сами законы логики. Так, он трактует ограниченность принципа
исключенного третьего как якобы касающуюся контрарных суждений.
При этом явно не сознаёт, что законы логики Аристотеля действуют вообще лишь
относительно контрадикторных суждений; а в примерах путает контрарное и
контрадикторное (см. с. 194, примеч. 237). Логический термин «суждение» он
смешивает с понятием рассуждения как процесса (умозаключения), воображая, что
этим расширяет первое понятие (с. 260, 265 и др.) К тому же, из текста
диссертации остается неясным, известны ли соискателю общепринятые значения ряда
терминов, которые он толкует своеобразно: спекуляция, абстрактное, всеобщее,
алетическое, de dicto и др. Читатель вправе заподозрить, что перед
ним заурядная путаница.
Логика
не является специальностью соискателя, а отмеченные «открытия» не представлены
в диссертации как основная цель исследования. Но эти моменты занимают в тексте работы
значительный объем, а также упоминаются в составе задачи 6 (с. 9), в пп. 7
и 8 новизны исследования (с. 19–20) и в п. 11 положений, выносимых на защиту
(с. 23). Приходится констатировать, что соответствующая задача сформулирована и
решена неудачно, «новизна» состоит в спутанности понятий, а защитить такие
положения научным образом вряд ли возможно.
Соискатель
оправдывает своеобразие своих логических представлений особым типом мышления Dageist,
неизвестным даже Гегелю и Хайдеггеру, за что укоряет последних (см. с. 191,
192, 203 и др.) Вместе с тем, соискатель апеллирует в данной связи к классической
диалектике в ее отличии от формальной логики (с. 8 и др.); но апеллирует голословно.
Диалектический синтез возникает всегда на основе предшествующей дифференциации
и никогда ее не отменяет; поэтому смешение и подмена понятий не имеют ничего
общего с рациональной диалектикой. А понятие Dageist лишь искусственно
притянуто к сомнительным изысканиям соискателя в логике.
Одна из его излюбленных
формул, представленная также как первый пункт новизны исследования, тоже
представляет собой образчик синкретизма. Она гласит: дело – это «конкретно-всеобщее
высказывание мастера... о сути в бытии-в-мире»
(с. 17, 125, 188, 355, 358 и др.) Даже вещественные изделия и судебные
решения соискатель трактует как личные высказывания мастера или судьи (с. 184,
с. 256 примеч. 253, и др.) Мы согласны, что мышление воплощается не только в
языке, но также в деятельности и в ее результатах. Учитываем и то, что
«конкретно-всеобщее» в словаре соискателя означает приблизительно «деловое»; и то,
что образный оборот «высказывание художника» порой употребляют искусствоведы в
своей публицистике. Тем не менее, подобное смешение понятий (тут – слова
и дела) противоречит нормам научной строгости.
Кроме
того, за этой странной терминологией чувствуется возможность регресса от Дела
обратно к Слову. И по всей видимости, такая тенденция для соискателя не случайна.
Во Введении он называет «собственной стихией Dageist» «сферу
теоретического мышления и дело ученого по формированию нового знания» (с. 19).
В конце Введения отмечено, что «высшее и самое собственное применение» Dageist находит «в сфере всеобщих, теоретических определений
спекулятивного разума» (с. 25; см. также с. 211, 228 и др.) А на с. 351 соискатель
заявляет, что Dageist становится тот, кто способен «совершить
обширный синтез имеющихся знаний и обеспечить новизну, а также сохранить
преемственность исследований и их глубину».
На с. 9 соискатель
пишет о «чистой темпоральности как собственной стихии Dageist». Чистая темпоральность – вообще сомнительный конструкт, а
практический акт всегда совершается в пространстве. И в слове Dageist приставка da (нем.) означает «здесь, там»,
т.е. – именно привязку духа к месту его деятельности. Такая привязка не
однозначна; возможно, это соискатель и хотел сказать, но получилось что-то
странное. В результате складывается впечатление, что «дело Dageist» осуществляется главным
образом в кабинете мыслителя. Но в таком случае это понятие утрачивает основную
часть своей научной ценности: о творчестве духа в интеллектуальной сфере и без
того много сказано.
Вообще,
с категорией времени у соискателя сложные отношения. На с. 4 речь идет о
«веках Просвещения»; но такое имя во множественном числе неизвестно в науке. На
с. 5 соискатель заявляет: «Понадобился многотысячелетний (! – В. С.) опыт
философии, чтобы вернуть мировоззренческое содержание этой первой мудрости...»
А ведь систематической философии всего около 2,5 тыс. лет. На
с. 238 читаем: «Время оказывается становлением в органической природе», – но
разве его нет в неорганической природе? Далее: «время есть способ существования
духа» (с. 249) и даже «прерогатива духа» (с. 258). Значит, оно не форма
бытия материи, хотя бы органической?.. Тогда непонятно, почему время всегда измерялось
не духовными явлениями, а процессами неорганической природы (сейчас – период
излучения перехода в атоме цезия-133).
В
частичное оправдание соискателя заметим, что сегодня эксцессы с метрикой нередки
в отечественной литературе, а изменение смысла и «остранение» понятий
практикуется в философии Хайдеггера, которую соискатель избрал одним из основных
ориентиров. Но этим объясняются не все отмеченные недостатки; да и сверх того в
тексте диссертации встречаем слишком неловкие или странные выражения. Рассмотрим
некоторые из них.
В первой же фразе
Введения соискатель апеллирует к «постулированному еще древними мыслителями
принципу единства бытия и познания» (с. 4). Но такой постулат в литературе неизвестен,
а ссылки соискателя в этой связи на Аристотеля, Гегеля и марксизм остаются абстрактными.
В той же фразе упоминается «общефилософская картина мира»; это также неизвестный
феномен, особенно – если учесть фундаментальное расхождение философских
концепций по вопросу о картине мира. Вероятно, соискатель имел в виду целостную
систему воззрений на бытие и познание, но сказал не то. На с. 26 читаем, что
понятие «бытие-в-мире» носит «человекоразмерный характер вне зависимости от
традиции словоупотребления», на с. 45 – «только человек обладает
бытием» и т.д. Но эти положения, странные для здравого смысла, приняты
только в «онтологии» М. Хайдеггера.
На с. 46 соискатель
утверждает, что «...нельзя отказаться от самой возможности быть». Это
справедливо лишь относительно прошлого или настоящего, но не будущего бытия
человека, и ссылка на Хайдеггера не оправдывает такой очевидной нелепости. Сам
соискатель как бы опровергает ее на с. 102, однако высказывает при этом
другую нелепость: «Хорошо известно, что именно смерть делает возможной
свободу человека... и способность (готовность? – В. С.) умереть в любой момент
– проявление абсолютной свободы». Но это лишь тезис позднего стоицизма, отражавший
кризис социума; а на деле выбор между рабством и смертью означает как раз отсутствие
свободы в жизни. Зато тут соискатель признал возможность и право самоубийства.
Подобные
неловкости или странности находим также на с. 23, 27, 136, 210,
225, 234 и др., но их разбор чрезмерно увеличил бы объем отзыва. Не
станем также разбирать проблемы правописания и типографики (см.
с. 34, 49, 78, 137, 187, 203, 271,
350 и др.) Отметим лишь, что в тексте диссертации оставлены 67 ненужных
астерисков.
Не
сильна и эмпирическая сторона работы. Диссертация впрямь отличается спекулятивным
(в обычном смысле) характером и отрывом от реальности. Даже выбор темы
соискатель обосновывает без обращения к историческим обстоятельствам: потребностью
восстановить якобы утраченную целостность философской теории (с. 4–6
диссертации), пересмотреть категорию деятельности (с. 6), а также –
востребованностью исследований по философии дела (с. 7) при недостатке
«наработок по вопросу заботы о деле» (с. 8).
Конкретные
примеры в диссертации вообще редки, и среди них нет пояснения специфических
терминов (скажем, конкретно-всеобщего понятия или спекулятивного суждения); нет
и попыток продемонстрировать эффективность результатов исследования в анализе
действительности. А имеющиеся примеры порой неудачны. Мы уже упомянули такой пример
с вращением Земли. А на с. 195 читаем, что в прусской армии «на
определенном историческом этапе... тезис “солдат – объект для битья и потому каналья”
был объективно истинен», потому де, что рекрут «в короткие сроки никак не мог
усвоить “премудрости” воинской службы». Это вызывает недоумение как с
логической, так и с моральной стороны.
Отметим также,
что реализация цели работы, решение ее задач и доказанность выносимых на защиту
положений не резюмируются в Заключении диссертации. А учитывая туманность и
«задымленность» изложения, читателю сложно самому выявить соответствующую
информацию. В частности, мы затрудняемся судить, насколько достигнута заявленная
в диссертации (с. 8) цель исследования – «обоснование онто-гносеологической и
историко-антропологической значимости феномена Dageist». Тем более что соискатель не поясняет, в чем конкретно видит
он значимость данного феномена.
На основании
сделанных замечаний и в свете общих норм науки, мы не можем дать утвердительный
ответ на часть вопросов, которые ставит перед официальным оппонентом п. 23
действующего «Положения о присуждении ученых степеней». А именно: на вопросы об
обоснованности и достоверности научных положений, выводов и рекомендаций, сформулированных
в диссертации. При этом выводы соискателя по вопросам логики мы прямо не
рекомендуем использовать в преподавании, как содержащие путаницу.
Но, во-первых, после
«перестройки» рациональное мировоззрение в нашей стране утратило государственную
поддержку. Само понятие онтологии в названии специальности диссертанта сейчас приходится
толковать в смысле иррационалистических и не всегда здравомыслящих доктрин М. Хайдеггера
и его сторонников. Согласно этим воззрениям, в основе философии лежит не
доказательство, но особенный род восприятия мира, а смысл бытия заведомо непостижим
для науки, поэтому ее правила для философа не обязательны. И сегодня эта
«традиция» является одной из основных в мировой философии. Поскольку соискатель
к ней примыкает, несправедливо было бы судить его по иным канонам.
Во-вторых, п. 9
«Положения о присуждении ученых степеней», задающий основные критерии оценки
диссертаций, применительно к нашему случаю требует только разработать «теоретические
положения, совокупность которых можно квалифицировать как научное достижение». На
наш взгляд, само введение соискателем понятия Dageist с
привязкой его к деловой сфере является достижением в философии. Эта
концепция может сыграть важную роль в осмыслении деловой активности,
способствовать синтезу соответствующих идей марксизма и прагматизма, а также – развитию
философии бизнеса (в широком значении последнего слова). Кроме того,
понятие «дело Dageist» может содействовать
преодолению в российском менталитете наклонности связывать духовность не с достижениями
в деле (как, напр., у современных англосаксов), а только с социальными отношениями.
Это могло бы способствовать ускорению развития страны и укреплению ее
международного авторитета.
Реализация
указанных перспектив может стать предметом других исследований. Остальные
требования раздела II «Положения» в данной работе соблюдены. Соискатель также продемонстрировал
искреннюю преданность избранной профессии, обширные знания, хорошую ориентацию
в истории философии и в современных течениях мысли, основательное знакомство со
специальной литературой, творческий интерес к философской методологии,
стремление к синтезу старого и к созиданию нового знания, и высказал ряд
интересных соображений, напр. – о «балансе между трактовкой конечного и бесконечного»
(с. 20 и др.)
Сказанное
позволяет заключить, что диссертация «Дело Dageist
в бытии-в-мире: природа, сущность и проявления человеческого духа», несмотря на
недостатки, соответствует требованиям пп. 9, 10, 11, 13, 14 «Положения о
присуждении ученых степеней» (утвержденного постановлением Правительства РФ от
24 сентября 2013 г., № 842), а ее автор Гурьянов Алексей Сергеевич заслуживает
присуждения ему ученой степени доктора философских наук по специальности
09.00.01 – онтология и теория познания.
Дата: 19 января 2019 г.
