11.1. ПРОБЛЕМА ДЕМАРКАЦИИ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ
Наука – самая
эффективная, но не единственная форма познания. Она знает и признаёт не всё,
известное человечеству, а порой не принимает даже проверенного опытом знания,
пока не найдет ему обоснования по собственным нормам и правилам. Наука не
спешит с окончательными выводами, и кажется медлительной в сравнении с полетом
фантазии. Ведь она познаёт не поверхность, а сущность вещей, как бы двигаясь в
глубине породы. Поэтому ей приходится крепить каждый свой шаг, подобно
проходчикам шахт и туннелей.
Научное знание
отличают, во-первых, от обыденного знания, во-вторых, от мистического откровения, и в-третьих – от
знахарства. От обыденного – тем, что наука вырабатывает специальные логически
обоснованные теории. По Аристотелю, наука есть «вид бытия, способный доказывать».
От мистического «знания» наука отличается тем, что признаёт только реальный
опыт, и лишь такое знание, которое не зависит от особенностей субъекта. Впрочем,
некоторые историки науки считают, что объективность не всегда выступает как
идеал научного знания (см. п. 16.6). Но это мнение – очевидный продукт суетной
политической идеологии.
От знахарства
наука отличается тем, что не удовлетворяется одними проверенными рецептами, а
создает общую теорию предмета и рациональную методологию познания, как общую для
всех научных дисциплин, так и специальную для каждой из них. «Не только результат
исследования, но и ведущий к нему путь должен быть истинным. Исследования
истины само по себе должно быть истинным, истинное исследование – это
развернутая истина», – писал К. Маркс, развивая сходную диалектическую
мысль Гегеля. В этом смысле говорят, что наука отличается (методологическим) самосознанием.
Кроме того,
научное знание отличается от ненаучного тем, что научные суждения допускают
эффективную процедуру их проверки. Вопрос о нормах такой проверки называется проблемой демаркации науки (от франц. demarcation – разграничение). Дискуссию
по ней спровоцировала в XX в. неопозитивистская программа верификации, исходившая из признания чувственного опыта высшим
критерием истины (см. также 10.6).
После ее провала, Карл Поппер предложил «демаркировать» научные
высказывания на основе принципа фальсификации (от лат. falsifico – подделываю). Это положение
гласит: всякое научное утверждение должно быть в принципе опровергаемо. То есть,
должны быть допустимы обстоятельства, в которых оно могло бы оказаться неверным.
Действительно:
наука оперирует только фактуальными и логически обоснованными суждениями. Их
можно опровергнуть, если найти в этих обоснованиях фактическую ошибку (допустим,
учтены не все возможные ситуации), или ошибку логическую (напр., незамеченный
софизм, сбой в математических расчетах, и т. п.) Даже закон сохранения
энергии, один из важнейших в науке, одно время был в подозрении, когда при
бета-распаде нейтрона обнаружился непонятный дефицит энергии. Потом оказалось,
что эту энергию уносит трудно уловимая частица – нейтрино, и закон был спасен. Но
сомнение в нем подтвердило фальсифицируемость всякого научного знания.
А ненаучные доктрины,
религиозные, идейно-политические и другие, могут включать суждения, которые нельзя
опровергнуть опытом и логикой. Согласно расхожей фразе, «процедуры фальсификации
приложимы к физике и не приложимы к метафизике». В частности, к свидетельствам
о чудесах, напр. «Христос воскрес». Даже если такой факт имел место, это уникальное
событие, которое нельзя повторно наблюдать или воспроизводить для основательной
проверки. С другой стороны, рассудок не может объяснить воскресение из мертвых,
если действительно там (как утверждает христианское писание) была смерть, а не
длительный обморок или летаргический сон.
Это также любые призывы
и лозунги, напр. «Свобода для каждого!»; поучения и другие суждения
долженствования, напр. «Все люди должны уважать друг друга». Такие высказывания
заведомо отражают не объективно сущее, а субъективно желаемое. Они могут быть
правильными, напр., в моральном отношении, но не в смысле научной истины.
Таким образом,
фальсифицируемость действительно является необходимым
признаком научных суждений. Но сама по себе она признак еще не достаточный, поскольку
получение научного знания требует соблюдения определенных норм и правил. Их мы
и обсудим далее.
11.2. ПРАВИЛА
ЗДРАВОГО СМЫСЛА
Под
этим названием мы рассмотрим группу норм, которая не всегда отражается в
учебной литературе. Обычно авторы говорят о принципах
научного познания; но перед нами именно правила.
Каждое из них имеет границы применимости, т. е. свои «исключения, подтверждающие
общее правило»; но при этом они весьма часто применяются в науке. Эти нормы
базируются на метафизическом методе, ограниченным в применении. Однако они
достаточно действенны в союзе со здравым смыслом, который учитывает их
естественные границы. Вообще, трезвенность и гибкость здравого смысла роднят
его с диалектикой, хотя вполне заменить ее здравый смысл не может.
Еще
Р. Декарт в «Рассуждении о методе» (1637) сформулировал ряд таких правил:
т. н. «правила для руководства ума и отыскания истины в науках». По
существу, это элементарные нормы рассудка, которые с древности известны, и были
уже представлены в науке, как правила формальной логики. Но Декарт переосмыслил
их в активном аспекте, как методы познавательной деятельности. Для самого Декарта
пафос соблюдения этих норм состоял в достижении полной ясности через исключение
возможных сомнений (он считал ясность знания критерием его истинности). Мы
здесь используем три декартовских правила, дав им свои названия:
1) Правило постепенности: переходить в познании от менее сложного
к более сложному, от доказанного к недоказанному. – На деле, не всегда легко
понять, какое знание проще и какое сложнее, что более доказано или что менее
доказано. Тем не менее, это правило нередко дает хорошие результаты.
2) Правило расчленения: расчленять не поддающиеся решению общие задачи на решаемые частные
задачи. – Тоже заметим, что решение по частям не всегда дает удовлетворительное
разрешение общей задачи. Ведь нередко общее проявляется не как простая сумма
частей, а как продукт их синтеза, содержащий новое качество. Однако и это
правило приносит пользу в познании.
3) Правило последовательности: не допускать выпадения логических
звеньев в рассуждении. Сейчас это правило особенно актуально. Характерной
чертой современной науки является углубленное исследование ее собственных
оснований, а в данной области нельзя оставлять ничего подразумеваемого. Ведь
логическое мышление, можно сказать, выводит новые фразы из уже имеющихся фраз,
написанных или сказанных. Поэтому, даже если какое-то положение или
предположение кажется очевидным, его необходимо эксплицировать, т. е. сделать явным (от лат. explicatio – истолкование), и в таком
виде включить в логическую цепь умозаключений.
Вред
от неполной экспликации очевиден. Так, непересекаемость параллельных прямых
представлялась Евклиду очевидной и не требующей доказательства, хотя дискуссии
по данному вопросу уже велись в его время. Отказ от такой предвзятости породил
неевклидову геометрию, без которой немыслимы современные математика и естествознание.
Ньютону и Эйнштейну казалась очевидной невозможность нелокальной связи материальных
процессов на любом расстоянии; но Ньютон построил на ней свою теорию тяготения,
а Эйнштейн фактически признал ее при рассмотрении т. н. парадокса ЭПР.
В
то же время, полная формально-логическая последовательность доказательства не
всегда достижима в реальном познании. Но даже если нет надежды сразу достичь
полного логического обоснования, необходимо искать пути и ступени к нему,
вырабатывая, где это требуется, новые подходы.
Кроме
уже перечисленных, декартовых, к правилам здравого смысла можно отнести:
4) Правило объективности. Оно гласит: в
вопросах науки никакой мнение не играет решающей роли. Это относится и к нашему
собственному мнению; но исторически данное правило связано с проблемой
подчинения мнениям авторитетов. У пифагорейцев высшим аргументом считалась ссылка
на личное высказывание Пифагора: знаменитое
«Autos epha» (греч. «Сам сказал»). В Средние века такую же
роль играло суждение церкви, а в эпоху сталинизма в СССР развитие генетики и
других наук подавлялось авторитетом официальной квазимарксистской идеологии.
Поэтому
многим ученым в разные времена приходилось отстаивать названный принцип. Уже
И.С. Эриугена, первый крупный философ христианской Европы (IX в.),
утверждал, что разум выше авторитета даже в сфере самой религии, ибо авторитет
рождается от разума, но разум не рождается от авторитета. В XII в.
П. Абеляр писал, что в науке аргумент от авторитета является наислабейшим.
Другой средневековый мыслитель, Алан Лильский, говорил, что у авторитета нос из
воска, – в том смысле, что свидетельство авторитетов можно, при некоторой
ловкости, развернуть в пользу любого мнения.
Тем
не менее, и в наше время не исчезла тенденция предпочитать общее или
официальное мнение научной истине, особенно – в гуманитарных дисциплинах. Но
дело не только во влиянии идеологии на науку. Внутри самой науки ученый не
может полностью проконтролировать все используемое знание и обойтись без ссылок
на авторитеты. Следовательно, их необходимо уважать. Но в этом уважении надо
соблюдать диалектическую меру, следуя принципу П. Абеляра: Nihil credentum nisi prius
intellectum (лат. Никакой веры прежде разума).
5) Правило редукции, т. е. – сведения многих явлений и объяснений к
немногим общим основаниям. Такое сведение стимулируется уже общей культурной
потребностью: компактно «упаковать» и сделать обозримым огромный объем
информации, накопленный человечеством в каждой предметной области. Но у науки
есть и собственный стимул к редукции: это стремление проникнуть в сущность предмета. Ведь сущность
объединяет, обобщает ряд проявлений данного предмета. Результатом редукции
является унификация научного знания,
т. е. – развитие учений, объединяющих прежде разрозненные в познании
сферы. Например, теория относительности Эйнштейна описывает одновременно и
механические, и электромагнитные процессы, тогда как раньше теории этих
областей противоречили друг другу.
Поэтому
И. Ньютон был в значительной мере прав, утверждая, что в редукции знания
заключается суть науки. Однако тут есть опасность редукционизма, т. е. метафизического возведения редукции в
абсолют. Не избежал такой опасности и сам Ньютон, веривший в сводимость всех
явлений к законам механики. И в этом отношении у него было много
последователей. Даже Дж.К. Максвелл, создатель электромагнитной теории,
стремился интерпретировать ее механическими моделями. А социалисты-утописты в
XIX в. пытались объяснять социальную связь на основе закона тяготения Ньютона.
Не
исчезла такая тенденция и в последующий период. В конце XIX и начале XX вв.
Л. Больцман, А. Пуанкаре, М. Смолуховский и другие физики напрасно тратили
годы, надеясь свести термодинамику к законам механики. Во второй половине XX в.
многие физики и химики так же упорно и бесплодно пытались свести химию к
квантовой электродинамике. Сам Эйнштейн почти 40 лет бесплодно работал над
редукцией всех сил природы к локальному силовому полю единого вида. Работа над
такой «теорией всего», на той же основе принципа локальности, продолжается и
поныне, но так и не принесла реального плода.
Исходный
принцип диалектики указывает, напомним, что всякая сущность по природе своей
двойственна. А согласно диалектическим законам развития, всякая форма движения
обладает своей качественной спецификой. Поэтому абсолютная редукция знания к
одному основанию невозможна. Тем не менее, наука развивается именно путем
построения все более общих теорий. Здесь дело обстоит так же, как со всяким
идеалом: достичь его нельзя, но стремиться к нему следует.
6) Правило достаточной полноты обоснования:
всякое научное суждение должно быть достаточно основано на опыте и теоретических
доказательствах. Это методологическая версия принципа достаточного основания,
введенного в XVII в. Г. Лейбницем в формальную логику. Но идеал и здесь
недостижим. Ведь истина всегда относительна, а история науки показывает, что
абсолютно полного обоснования, логического и фактического, не имела ни одна
научная концепция. Всегда остается «зазор», в который «втискиваются» идеи
нового, более совершенного знания.
11.3.
ДИАЛЕКТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ПОЗНАНИЯ
Диалектический
подход в познании принято отличать от софистики с одной стороны, и от эклектики
– с другой. Сущность софистики «состоит
в том, – писал Гегель, – что она пользуется односторонними и абстрактными
определениями в их изолированности, в зависимости от того, какого из этих
определений требуют в данный момент интересы индивида и то положение, в котором
он сейчас находится». Так и поступали древнегреческие софисты, по имени которых
назван и данный подход (о них см. п. 20.4). Это метафизическое
извращение научного метода.
Эклектикой (в
методологии) называется, наоборот, извращение релятивистского характера. Ее сторонники призывают учитывать все действующие
факторы, как якобы равноправные. Зачастую это делается с целью запутать
сознание нереалистичным требованием учесть почти бесконечное множество
всяческих влияний. Диалектика признает необходимость учитывать все основные
действующие факторы; но призывает учитывать, что одна из противоположностей,
как правило, является в данный момент ведущей, определяющей. В синергетике такая
сторона именуется «параметром порядка».
Гарантией
против указанных извращений является соблюдение диалектических принципов научного
познания. Их совокупность иногда называют диалектической
логикой; но в строгом смысле слова, они относятся не к логике, а к методологии
познания. Также не следует путать их с универсальными принципами
диалектики, которые рассмотрены нами выше (п.п. 4.3–4.6). В то же время, они
являются конкретизациями этих универсальных принципов применительно к процессу
познания, подобно тому, как правила здравого смысла являются конкретизациями принципов
формальной логики.
Принято выделять
пять таких диалектических принципов.
1) Принцип
конкретности истины, введенный
Гегелем. Он гласит, что истинность всякого суждения зависит не только от
существа дела, но также от времени, обстоятельств и от особенностей предмета.
Например, согласно закону круговорота воды, осадки над Землей должны выпадать
регулярно. И по отношению к Земле в целом это правильно: нет такой минуты,
когда бы над ее поверхностью не выпадали атмосферные осадки. Однако в пустынях
осадков не бывает порой по многу лет, т. к. потоки воздуха от нагретого солнцем
песка разгоняют тучи над этой территорией.
Иногда
заявляют, что истина не обязательно конкретна, есть, якобы, и абстрактные
истины, напр. – законы природы (Т.И. Ойзерман и др.) Однако в таком рассуждении
абстрактное смешано с общим, а конкретное – с частным. На деле, нет абстрактных истин и законов, но есть общие истины и законы. Тот же закон
круговорота воды сформулирован конкретно по отношению к земной природе в целом,
и как таковой действует неукоснительно; а на Луне или на Марсе этого не
наблюдается.
Те же понятия спутаны в эклектическом
извращении принципа конкретности истины. Это т. н. метод case studies (кейс стадис, англ. –
исследование по случаям), модный в западной методологии последних десятилетий. Его
сторонники третируют общие законы как фикции, и полагают, что каждое явление
определяется только особенностями предмета и уникальным стечением
обстоятельств. Но с такой точки зрения нельзя объяснить, напр., почему осадки
редко бывают не только в Сахаре, но во всех песчаных пустынях, и почему они
все-таки регулярно выпадают на других территориях.
2) Принцип единства исторического и логического
(подходов к познанию предмета). Этот принцип основан на убеждении, что структура
объекта является продуктом его эволюции, и отражает ее основные этапы: предмет
«строится» эволюцией. Поэтому для полного понимания предмета важно знать путь
его развития. «Суть дела исчерпывается не своей целью, а своим осуществлением,
и не результат есть действительное целое, а результат вместе со своим становлением»,
– писал в этой связи Гегель.
Согласно
данному принципу, правильная теория предмета должна воспроизводить его историю
в сжатом и очищенном от случайностей виде. С другой стороны, анализ предмета в
его развитой форме проясняет пути развития этого предмета. К. Маркс
выразил эту идею в афоризме «Анатомия человека есть ключ к анатомии обезьяны».
«Намеки на более высокое у низших видов животных могут быть поняты, – писал он,
– только в том случае, если само это более высокое уже известно».
Та
же идея лежит в основе принципа актуализма в геологии и т. н. антропного
принципа в космологии. Первый из них гласит, что современные геологические
структуры и актуальные процессы в них дают ключ к пониманию прошлого Земли.
Второй указывает, напомним, что структура и свойства Метагалактики на ранних
стадиях ее развития должны предполагаться с такими ограничениями, чтобы допускалось
появление в дальнейшем разумных существ.
Ф.
Энгельс писал: «С чего начинается история, с того же должен начинаться ход
мыслей». В соответствии с этим, в идеале теория должна начинаться с т. н.
понятийной «клеточки» – исходной категории, в которой отражается основное
противоречие, определяющее развитие данного предмета. В биологии такую роль
играет понятие живой клетки, с присущим ей единством ассимиляции и диссимиляции,
а в экономике – понятие товара, как единства потребительной и меновой
стоимости. В таком качестве товар впервые осознал К. Маркс, и его
экономическая теория (в отличие от его же политических лозунгов) доныне
пользуется всеобщим признанием.
Принцип
единства исторического и логического особенно важен для тех наук, где
затруднена проверка теории опытом и экспериментом. Таковы напр. космология,
общая биология и геология, и почти все социальные науки. Мы ведь не можем
поставить мир, живую природу, Землю или общество в произвольные условия, или
подвергнуть их разрушительному эксперименту, чтобы получить интересующие нас
научные результаты. Зато сам объективный процесс развития ставит их в
многообразные и, порой, в очень жесткие условия. Историческое знание выполняет
здесь роль эмпирической проверки. А применительно к познанию физиологии
человека, такой подход рекомендовал великий русский ученый И.М. Сеченов.
3) Принцип системности: всякий предмет
должен рассматриваться как упорядоченное единство относительно самостоятельных
частей или сторон (подсистем, элементов), каждая из которых выполняет
определенные функции в жизни этого предмета. На самом деле изучаемый предмет
может и не быть развитой системой, его части и их функции могут быть смешаны и
плохо обособлены. Но системный подход в познании даже такого (синкретического,
слабо расчлененного) предмета позволяет лучше понять его сущность и тенденции,
т. к. ориентирует нас на перспективу развития этого предмета. По словам Ленина,
разум тут «заостривает» притупившиеся противоположности, чтобы таким путем
вскрыть жизненные силы предмета.
Принцип
системности как бы «вшит» в классическую диалектику, но специально выделен уже
советскими философами, в связи с развитием т. н. системного подхода в познании. Этот общенаучный подход возник в
20-е гг. XX в., благодаря необходимости познать законы сложных социальных и
технических систем, таких, напр., как современное городское хозяйство. Сам по
себе этот подход не содержит конкретных познавательных процедур, он только
ориентирует познание на принцип системности и на использование соответствующих
терминов: элементы, фрагменты, подсистемы, структура, функция, обратная связь
и т. д. Были и попытки создать строгие системные учения общего характера.
Это т. н. тектология А.А. Богданова, общая теория систем Л. фон
Берталанфи и др.
А
в современных исследованиях часто применяются т. н. дериваты (от лат. derivatus – отведенный) системного
подхода, позволяющие использовать формально-логические и математические приемы
познания, за счет ограничений в сфере действия данной теории. Так, в социологии
и в технике используют метод структурно-функционального
анализа, который исходит из стремления систем к устранению нарушений
исходного состояния. Здесь относительная строгость достигается отказом учитывать
возможности качественного изменения системы. На той же основе построена одна из влиятельных на
Западе социологических теорий – теория социального действия Т. Парсонса. В
гуманитарных науках, особенно в лингвистике и в этнографии, нашел применение
метод структурализма. Это учение о
законах символических форм культуры. Оно абстрагируется от содержательных
особенностей каждой культуры, благодаря чему и достигается относительная
строгость выводов.
4) Принцип единства анализа и синтеза.
Напомним, что анализ по-гречески означает разделение, а синтез – соединение.
Именно посредством этих операций предмет представляется как система. Анализ,
как дифференциация структур, первичен в развитии бытия (согласно принципу
единства и борьбы противоположностей); первичен он и в познании. Уже наши
органы чувственного восприятия выступают как анализаторы, выделяющие, в виде ощущений, определенные свойства окружающих
нас предметов.
Анализ
является фундаментом научного познания; но без последующего синтеза полное постижение
предмета невозможно. Синтез труднее анализа, т. к. помимо выделения частей он требует понимания
их места и роли в жизни целого. Эта трудность отражена, напр., в поговорке, что
у плохого механика после разборки и сборки машины остаются лишние детали (назначения
которых он не понял). Для успеха в аналитической деятельности зачастую достаточно
средств формальной логики, не случайно сам Аристотель называл ее аналитикой. А для синтеза необходима
диалектическая логика, – хотя порой ее законы применяются бессознательно, на
уровне здравого смысла.
В
свое время И.В. Гёте и другие мыслители подчеркивали, что анализ без
синтеза дает только представление о «мертвом» предмете, упуская из виду
животворящие силы сущего. Действительно: «разъяв» предмет, мы можем упустить из
виду взаимодействие его внутренних противоположностей, как основу саморазвития
этого предмета. Такие соображения стали одним из стимулов к развитию
диалектического учения Гегеля. В свете диалектики, требование единства анализа
и синтеза выглядит очевидным; но исторически оно утверждалось непросто.
Так,
в XVII в. Т. Гоббс и Д. Локк признавали оба названных метода, но
не усматривали их органической связи. Абсолютизация аналитического метода
встречается, напр., в учениях Э.Б. де Кондильяка (XVIII в.) и
В. Кузена (XIX в.) Позитивисты О. Конт и Г. Спенсер в
XIX в. отдавали одностороннее предпочтение аналитическому методу в
естествознании и синтетическому – в философии. При этом сам синтез они
трактовали как такое соединение «позитивного» знания, в котором, якобы, не
должно возникать новых истин.
Анализ
и синтез могут быть любого вида: практические – напр., соответственно, разборка
или сборка механизма, сенсорные – анализ восприятий или работа фантазии,
теоретические – понятийный анализ или построение теории предмета. Они могут
осуществляться в разных планах и отношениях, в согласии с поставленными задачами
познания. Возможны количественный, качественный, структурный, функциональный и
другие виды анализа и, соответственно, синтеза. Особо отметим, что анализ может
выделять как конкретные части предмета (отдельные внутри отдельного), так и его
абстрактные стороны или признаки. С последним видом анализа связана формулировка
следующего принципа познания.
5) Принцип восхождения от абстрактного к
конкретному. Абстрагирование есть вид анализа, при котором вычленяются
стороны или свойства (признаки) предмета, в действительности самостоятельно не
существующие: напр., цвет, сущность, стоимость, скорость, вес, размер
и т. д. Согласно названному принципу, каждая из таких сторон (свойств
и признаков предмета) должна сначала выделяться и изучаться отдельно, учитывая
все ее возможные вариации или ограничения. Затем между ними устанавливаются закономерные
для данного предмета связи и, наконец, результаты синтезируются в конкретный
образ, раскрывающий сущность данного предмета и перспективы его развития.
Например,
открыв или синтезировав новое вещество, мы должны исследовать его химический
состав, возможность образования изомеров, характеристики кристаллического
строения и тип симметрии, границы фазовых состояний и особенности их смены,
прочность, твердость, ковкость, альбедо, удельный вес (плотность) при разных
условиях, поведение в разных обстоятельствах и в разных типах реакций,
и т. д.; а также – закономерные соотношения между данными свойствами.
Только тогда мы сможем получить о предмете ясное целостное представление, найти
ему правильное место в классификации веществ, построить верную теорию этого вещества
и надежно предсказывать его поведение в разных условиях.
Первый вариант «Капитала»
К. Маркса содержит раздел «Метод политической экономии», бóльшая часть которого
посвящена как раз методу восхождению от абстрактного к конкретному. При этом Маркс
оценивал данный метод как «очевидно правильный в научном отношении». Но в советском
официальном марксизме распространилось мнение, что это только способ изложения
материала, но не метод исследования и постижения реальности. Оно опиралось на
ложный тезис, что в начале познания мы имеем в нашем чувственном представлении
не абстракции, а целостный предмет.
На деле, первый акт
любого познания, чувственного или рационального, заключается именно в
абстрагировании из предмета его признаков и свойств. Такой «абстракцией»
является всякое ощущение, получаемое от предмета при его восприятии, а также –
всякое слово, обозначающее признаки и свойства предмета. Психологические исследования
показывают, что при отсутствии опыта восприятия (напр., у недавно прозревшего
человека) мир предстает для психики как хаотический набор ощущений. А целостный
чувственный образ предмета как раз вторичен: он является продуктом синтеза
ощущений в процессе умственной и практической деятельности данного существа.
Но, конечно, такой образ еще поверхностен; наука, познающая сущность предмета,
вновь подвергает этот образ абстрагированию, уже на понятийном уровне.
Применение
диалектического метода вообще, и особенно – диалектических принципов познания,
предполагает достаточно крупные исследования, со значительными обобщениями и с
отражением каких-то исторических моментов. Поэтому они употребляются реже, чем
правила здравого смысла, и, в отличие от последних, не являются обязательными
для каждого отдельного акта познания. Но знать их полезно для образованного человека.
Принципы
научного познания конкретизируются в общезначимых методах научного познания, которые,
в свою очередь, различаются по видам и уровням познания. К их рассмотрению мы приступим в
следующей главе.
Комментариев нет:
Отправить комментарий