ВНИМАНИЕ!

 С весны по осень 2024 г. произошли существенные обновления публикации "Философия в стихах": конкретизация, уточнения, повышение актуальности и др. Возможны дальнейшие её обновления в обозримое время. Пока последняя редакция от 20.11.24 г.

Основной курс философии. Предварение и оглавление

         Настоящий блог имеет преимущественно учебный характер, не только потому, что его автор преподавал философию, а по убеждению,  что главная польза обществу от философии – просвещение людей относительно всеобщих законов бытия и познания. Именно такую, общеполезную, не мистифицированную и не идеологизированную политически, философию исповедую я сам. Именно её освоение считаю необходимым для нации: без него, как показывает история, нет эффективного прогресса народов и стран в современном мире.

Только те нации в нём преуспевали и лидировали, которые сумели развить собственную философскую мысль рационального образца. Сначала – Великобритания (Ф. Бэкон и Английский материализм XVII в.), затем Франция (Французский материализм XVIII в.), Германия (Немецкая классическая и марксистская философия, конец XVIII и XIX вв.), наконец – США (американский прагматизм, конец XIX и начало XX вв.)

Россия в этом отношении пока отстаёт, успев произвести на собственной почве только мистическую философию т.н. серебряного века (метафизика всеединства Вл. Соловьёва, родственные учения Н. Бердяева, П. Флоренского и др.), и также мистические учения Блаватской, Рерихов и т. п. В советские годы философскому просвещению России способствовало освоение марксизма. Но он изначально был сильно политизирован, а в нашей стране подвергся дальнейшему искажению. К тому же, воздействие марксистской философии в нашей стране было исторически недолгим, а исток её – национально чужеродным.

Эта чужеродность смягчается тем, что марксистская философия близко подошла к научным стандартам, с их универсальностью. Тем не менее: чтобы утвердить свой вклад в рациональную философию, мы сами должны довести её до подлинно научных стандартов, и сообщить ей отпечаток своего национального духа. Удача в этом обеспечила бы России эпохальный успех и долговременное идейное лидерство среди народов Земли. Ясно, что это задача не для одного человека и, может быть, не для одного поколения мыслителей. Автор только пытается, по мере сил, способствовать её решению. Нельзя сказать, что сейчас для этого вполне подходящее время. Но возраст не позволяет автору ждать.

В этом блоге размещён уже ряд учебных материалов по разным темам, но – кратких и дающихся вразброс. Есть также целостный курс «Основы философии в стихах». Мы полагаем, что (внимательное) ознакомление с ним достаточно для философского просвещения тех, чья профессиональная деятельность не родственна самой философии. Но тот курс, который мы публикуем сейчас, является «основным» именно в смысле фундамента научной подготовки для представителей любой гуманитарной профессии, включая будущих философов. Расширение потребуется уже в русле специализации.

Курс был уже ранее издан в двух томах, но для настоящей публикации он дополнительно отредактирован. Не всегда решённой проблемой (технической) в данной публикации является представление наглядных материалов – схем и таблиц. Автор ищет способы её решения.

Попутно замечу, что стихотворное изложение философии имеет свои привлекательные стороны, не только в плане лёгкости запоминания. Есть глубинные связи между поэзией и философией, в силу которых мысль в таком изложении приобретает дополнительную «выпуклость» и убедительность. Было бы идеальным совмещать освоение философии по прозаическому и (тематически параллельно) по стихотворному курсам на данном блоге. Но выбирает, конечно же, сам читатель.

Далее помещено оглавление нашего «Основного курса», чтобы читатель мог сразу сориентироваться в его содержании. Первые пять разделов (17 тем) содержат систему философского знания, последний 6-й раздел (ещё 10 тем) – краткое изложения истории философской мысли, в свете общей авторской концепции.

  

     ПРЕДИСЛОВИЕ ДЛЯ СПЕЦИАЛИСТОВ: ОСОБЕННОСТИ КУРСА

      

     Раздел I. ВВЕДЕНИЕ В ФИЛОСОФИЮ

 ТЕМА 1. ФИЛОСОФИЯ И МЕТОДЫ ПОЗНАНИЯ

1.1. ПОНЯТИЕ ФИЛОСОФИИ И ЕЕ ОСНОВНЫЕ ФУНКЦИИ

1.2. ПРОБЛЕМА АБСОЛЮТА И ЕЕ РЕШЕНИЯ

1.3. СТИЛИ МЫШЛЕНИЯ И ОСНОВНЫЕ МЕТОДЫ ПОЗНАНИЯ

1.4. К ИСТОРИИ ПРОБЛЕМЫ АБСОЛЮТА И ЕЕ РЕШЕНИЙ

ТЕМА 2. ФИЛОСОФИЯ И МИРОВОЗЗРЕНИЕ

          2.1. ТРИ ТИПА МИРОВОЗЗРЕНИЯ И ТРИ ТЕЧЕНИЯ В ФИЛОСОФИИ

2.2. ТРИ ФИЛОСОФСКИХ ЛИНИИ И ОСНОВНОЙ ВОПРОС ФИЛОСОФИИ

2.3. МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ФИЛОСОФИИ

2.4. ВИДНЫЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИХ НАПРАВЛЕНИЙ

ТЕМА 3. ФИЛОСОФИЯ И НАУКА

3.1. СПЕЦИФИКА ФИЛОСОФСКОГО ЗНАНИЯ

3.2. ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ В ЕГО ИСТОРИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ

3.3. СОВРЕМЕННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ЗАДАЧАХ ФИЛОСОФИИ

3.4. СИСТЕМА ФИЛОСОФСКИХ ДИСЦИПЛИН

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ К РАЗДЕЛУ «ВВЕДЕНИЕ»

 

     РАЗДЕЛ II. ЗАКОНЫ ЛОГИКИ И ДИАЛЕКТИКИ

ТЕМА 4. ТИПЫ И ПРИНЦИПЫ ЛОГИКИ

4.1. ФОРМАЛЬНАЯ И ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА

4.2. ПРИНЦИПЫ ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКИ

4.3. ИСХОДНЫЙ ПРИНЦИП ДИАЛЕКТИКИ

4.4. ПРИНЦИП РАЗВИТИЯ

4.5. ПРИНЦИП ВСЕОБЩЕЙ СВЯЗИ

ТЕМА 5. ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ РАЗВИТИЯ

5.1. ЗАКОН ВЗАИМНОГО ПЕРЕХОДА КОЛИЧЕСТВЕННЫХ 

И КАЧЕСТВЕННЫХ РАЗЛИЧИЙ

5.2. ЗАКОН ОТРИЦАНИЯ ОТРИЦАНИЯ

ТЕМА 6. ЗАКОН ЕДИНСТВА СТОРОН ОТДЕЛЬНОГО

6.1. ОБЩЕЕ, ОСОБЕННОЕ И ЕДИНИЧНОЕ

6.2. ЦЕЛОЕ, ЧАСТЬ И СИСТЕМА. ТИПЫ ЦЕЛОСТНОСТИ

6.3. СОДЕРЖАНИЕ И ФОРМА

6.4. СУЩНОСТЬ И ЯВЛЕНИЕ

ТЕМА 7. ЗАКОН ВЗАИМНОГО ПОРОЖДЕНИЯ ЯВЛЕНИЙ

7.1. ВОЗМОЖНОЕ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ

7.2. НЕОБХОДИМОСТЬ И СЛУЧАЙНОСТЬ

7.3. КАТЕГОРИЯ ОСНОВАНИЯ. ВИДЫ ОСНОВАНИЙ

7.4. ДЕТЕРМИНАЦИЯ И ВСЕОБЩАЯ СВЯЗЬ ЯВЛЕНИЙ

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ К РАЗДЕЛУ

«ЗАКОНЫ ЛОГИКИ И ДИАЛЕКТИКИ»

 

     РАЗДЕЛ III. ОНТОЛОГИЯ

ТЕМА 8. МАТЕРИЯ И ФОРМЫ ЕЕ БЫТИЯ

8.1. ПОНЯТИЕ МАТЕРИИ В ЕГО ИСТОРИЧЕСКОМ РАЗВИТИИ

8.2. СОВРЕМЕННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О МАТЕРИИ

8.3. ДВИЖЕНИЕ И МАТЕРИЯ

8.4. ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ ДВИЖЕНИЯ

8.5. ПОНЯТИЯ ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ

8.6. СВОЙСТВА ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ

ТЕМА 9. СОЗНАНИЕ, ЕГО ПРОИСХОЖДЕНИЕ И СУЩНОСТЬ

9.1. СОЗНАНИЕ КАК ФИЛОСОФСКАЯ КАТЕГОРИЯ

9.2. СОЗНАНИЕ КАК ПРОДУКТ ЭВОЛЮЦИИ ОТРАЖЕНИЯ

9.3. СОЗНАНИЕ И ЯЗЫК. ДИСКУССИИ ОБ ИДЕАЛЬНОМ

9.4. ОБЩЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРИРОДА СОЗНАНИЯ

9.5. СОЗНАНИЕ И ПСИХИКА

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ К РАЗДЕЛУ «ОНТОЛОГИЯ»

 

     РАЗДЕЛ IV. ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ПОЗНАНИЯ

ТЕМА 10. ОСНОВЫ ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ

10.1. СУЩНОСТЬ И ГРАНИЦЫ ПОЗНАНИЯ

10.2. УРОВНИ И ФОРМЫ ПОЗНАНИЯ

10.3. ПОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ СПОСОБНОСТИ ЧЕЛОВЕКА

10.4. ПОНЯТИЕ ИСТИНЫ

10.5. ПРОБЛЕМА АБСОЛЮТНОЙ ИСТИНЫ

10.6. СПОР О КРИТЕРИЯХ ИСТИНЫ

ТЕМА 11. НОРМЫ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ

11.1. ПРОБЛЕМА ДЕМАРКАЦИИ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ

11.2. ПРАВИЛА ЗДРАВОГО СМЫСЛА

11.3. ДИАЛЕКТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ПОЗНАНИЯ

ТЕМА 12. ЭМПИРИЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ И ОСМЫСЛЕНИЕ ОПЫТА

12.1. МЕТОДЫ ЭМПИРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

12.2. ИНДУКТИВНЫЕ УМОЗАКЛЮЧЕНИЯ

12.3. УМОЗАКЛЮЧЕНИЯ ПО АНАЛОГИИ

12.4. МОДЕЛИРОВАНИЕ В НАУКЕ

ТЕМА 13. МЕТОДЫ И ФОРМЫ ПОСТРОЕНИЯ ЗНАНИЙ

13.1. СПОСОБЫ ОБРАЗОВАНИЯ НАУЧНЫХ ПОНЯТИЙ

13.2. ДЕДУКТИВНЫЕ ВЫВОДЫ

13.3. ФОРМЫ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ

13.4. ПРИНЦИПЫ ЭВРИСТИКИ

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ ПО ТЕОРИИ

И МЕТОДОЛОГИИ ПОЗНАНИЯ

 

     РАЗДЕЛ V. СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ

ТЕМА 14. ЧЕЛОВЕК, ЛИЧНОСТЬ И ОБЩЕСТВО

14.1. ПОНЯТИЕ И СУЩНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА

14.2. ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ИНДИВИД И ЛИЧНОСТЬ

14.3. ФОРМЫ СВЯЗИ ЛЮДЕЙ В ОБЩЕСТВЕ. ПРОБЛЕМА ОТЧУЖДЕНИЯ

14.4. СВОБОДА ЧЕЛОВЕКА, ИНДИВИДА И ЛИЧНОСТИ

ТЕМА 15. МАТЕРИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ ОБЩЕСТВА

15.1. ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ОБЩЕСТВА И ПРИРОДЫ.

ГЛОБАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОСТИ

15.2. МАТЕРИАЛЬНАЯ ОСНОВА ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ

15.3. ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ СТРУКТУРЫ В ОБЩЕСТВЕ

15.4. ИСТОРИЧЕСКИЕ ФОРМЫ ОБЩНОСТИ ЛЮДЕЙ

15.5. ФОРМЫ КЛАССОВОГО РАЗДЕЛЕНИЯ ОБЩЕСТВА

15.6. ПОЛИТИЧЕСКИЕ СТРУКТУРЫ И ПРОЦЕССЫ. 

РОЛЬ ЛИЧНОСТИ В ИСТОРИИ

ТЕМА 16. ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ ОБЩЕСТВА

16.1. ОБЩЕСТВЕННОЕ БЫТИЕ И СОЗНАНИЕ ЛЮДЕЙ

16.2. ПРАВОВОЕ И НРАВСТВЕННОЕ СОЗНАНИЕ

16.3. ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ ЭТИКИ

16.4. ЭСТЕТИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ И ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ТВОРЧЕСТВО

16.5. РЕЛИГИЯ, СВОБОДОМЫСЛИЕ И АТЕИЗМ

16.6. НАУКА И ОБЩЕСТВО

ТЕМА 17. ФИЛОСОФСКИЕ КОНЦЕПЦИИ ИСТОРИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА

17.1. РАННИЕ ФИЛОСОФСКО-ИСТОРИЧЕСКИЕ УЧЕНИЯ

17.2. ФОРМАЦИОННАЯ КОНЦЕПЦИЯ

17.3. ГЛОБАЛЬНО-ЦИВИЛИЗАЦИОННАЯ КОНЦЕПЦИЯ

17.4. ТЕОРИИ СОЦИОКУЛЬТУРНЫХ ТИПОВ (ЛОКАЛЬНЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ)

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

К РАЗДЕЛУ «СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ»

 

     РАЗДЕЛ VI. ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ МИРОВОЙ ФИЛОСОФИИ

 ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ

 ВВЕДЕНИЕ К РАЗДЕЛУ. СТАНОВЛЕНИЕ ФИЛОСОФИИ

ТЕМА 18. ФИЛОСОФИЯ ДРЕВНЕГО КИТАЯ

18.1. ОБЩИЙ ХАРАКТЕР КИТАЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ

18.2. ТРИ ВЕЛИКИХ УЧЕНИЯ КИТАЙСКОЙ ДРЕВНОСТИ

18.3. ПОЗДНЯЯ ДРЕВНЕКИТАЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

ТЕМА 19. ФИЛОСОФИЯ ДРЕВНЕЙ ИНДИИ

19.1. ТРАДИЦИОННЫЕ ИДЕИ И ДРЕВНЕЙШИЕ ДАРШАНЫ

19.2. ОРТОДОКСАЛЬНЫЕ ДАРШАНЫ (АСТИКА)

ТЕМА 20. ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ДО СОКРАТА

20.1. СТАНОВЛЕНИЕ АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ. ИОНИЙСКАЯ ШКОЛА

20.2. ИТАЛИЙСКАЯ ШКОЛА ФИСИОЛОГОВ

20.3. ПЛЮРАЛИСТИЧЕСКАЯ ФИСИОЛОГИЯ

20.4. ДРЕВНЕГРЕЧЕСКИЕ СОФИСТЫ

ТЕМА 21. РАСЦВЕТ АНТИЧНОГО РАЦИОНАЛИЗМА

21.1. ЖИЗНЬ И ВЗГЛЯДЫ СОКРАТА АФИНСКОГО

21.2. ФИЛОСОФИЯ ДЕМОКРИТА

21.3. УЧЕНИЕ ПЛАТОНА

21.4. ФИЛОСОФИЯ АРИСТОТЕЛЯ

ТЕМА 22. ФИЛОСОФИЯ ЭПОХ ЭЛЛИНИЗМА И РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

22.1. ОБРАЗ ЖИЗНИ И ВОЗЗРЕНИЯ КИНИКОВ

22.2. АНТИЧНЫЙ СКЕПТИЦИЗМ

22.3. ФИЛОСОФСКОЕ УЧЕНИЕ ЭПИКУРА

22.4. ФИЗИКА И ЭТИКА СТОИЦИЗМА

22.5. ПОСЛЕДНИЕ ВЕКА АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ ПО ФИЛОСОФИИ ДРЕВНЕГО МИРА

 ТЕМА 23. ФИЛОСОФИЯ СРЕДНИХ ВЕКОВ И ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ

23.1. ФОРМИРОВАНИЕ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ФИЛОСОФИИ

23.2. БОРЬБА ИДЕЙ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ СХОЛАСТИКЕ

23.3. ФИЛОСОФИЯ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ

ТЕМА 24. ФИЛОСОФИЯ НОВОГО ВРЕМЕНИ

24.1. ЭМПИРИЗМ В ЭПОХУ НАУЧНОЙ РЕВОЛЮЦИИ

24.2. РАЦИОНАЛИЗМ И СКЕПТИЦИЗМ В ЭПОХУ НАУЧНОЙ РЕВОЛЮЦИИ

24.3. ФИЛОСОФИЯ ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ

24.4. НЕМЕЦКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ ПО ФИЛОСОФИИ

СРЕДНИХ ВЕКОВ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

 ТЕМА 25. ФОРМИРОВАНИЕ ФИЛОСОФИИ НОВЕЙШЕГО ВРЕМЕНИ

25.1. ВОЗНИКНОВЕНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ ПОЗИТИВИЗМА

25.2. ФОРМИРОВАНИЕ И РАЗВИТИЕ ФИЛОСОФИИ МАРКСИЗМА

25.3. СТАНОВЛЕНИЕ НЕКЛАССИЧЕСКОЙ ГУМАНИТАРНОЙ ФИЛОСОФИИ

ТЕМА 26. ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ XX И НАЧАЛА XXI ВЕКА

26.1. НЕОКЛАССИКА И БИОЦЕНТРИЧЕСКИЕ УЧЕНИЯ

26.2. «ПОИСКИ ЧЕЛОВЕКА» В ЗАПАДНОЙ ФИЛОСОФИИ

26.3. «ВЕЛИКИЙ ОТКАЗ» И «СМЕРТЬ ЧЕЛОВЕКА»

26.4. ГЛАВНЫЕ ИДЕИ ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ ФИЛОСОФИИ

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ ПО ФИЛОСОФИИ

НОВЕЙШЕГО ВРЕМЕНИ

 ТЕМА 27. РАЗВИТИЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ

27.1. ДОФИЛОСОФСКИЙ ПЕРИОД И УЧЕНИЧЕСТВО

27.2. СОЗРЕВАНИЕ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ

27.3. МЕТАФИЗИКА ВСЕЕДИНСТВА

27.4. РУССКИЙ ИДЕАЛИЗМ В XIX–XX ВВ.

27.5. РУССКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ В XIX–XX ВВ.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ ПО ИСТОРИИ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Основной курс. Тема 27. Развитие отечественной мысли. -- Заключение

 

27.1. ДОФИЛОСОФСКИЙ ПЕРИОД И УЧЕНИЧЕСТВО

Сравнительно с народами Западной Европы, русский менталитет отличается более высоким развитием ассоциативной сферы (чуткость, сообразительность, хитрость, приспособляемость), но при меньшей зрелости логического мышления. Если западная идеологическая ориентация в основном «животно-звериная» (зооцентрическая), то российская – скорее растительная; поэтому, напр., деревья и прочие растения – ведущие персонажи в нашей песенной культуре.

В том и в другом случае, мы наблюдаем незрелость (в общественной культуре) собственно человеческого, разумного начала. Однако звери многим обязаны развитию рациональных, а в бытии растений такие способности практически не играют роли. Конечно, «всякое сравнение хромает», но это не исключает полезности сравнений. И не случайно в русской традиции не принято осуждать или наказывать человека за глупость, а сказочный Иван-дурак, юрод Василий Блаженный и другие подобные персонажи почитаемы в отечественной мифологии.

Незаурядные душевные качества позволили русским сравнительно мирным путем объединить множество небольших народностей, и удерживать под контролем обширные территории с обилием природных ресурсов. Однако Русь и Россия всегда отставали от Запада в хозяйственном и научном развитии, где логические способности играют ведущую роль. Не случайно при вхождении в христианский мир мы оказались в ареале православия – наименее логизированной, наиболее мистической и консервативной формы христианства, еще сохраняющей неоплатоническое влияние и дух первоначального феодализма.

Эти обстоятельства обернулись, в частности, поздним развитием философии в нашем отечестве. В XI в., когда на Западе уже сформировалась схоластика, в Киевской Руси только появляются первые произведения богословской, назидательной и политической литературы, содержащие лишь некоторые элементы философии. Среди них выделялись «Завещание» Ярослава Мудрого, «Слово о Законе и Благодати» киевского митрополита Илариона, а в следующем, XII в. – «Поучение» Владимира Мономаха, «Слово» Даниила Заточника, нравственно-культовые поучения митрополита Никифора Киевского. Но последующий период феодальной раздробленности сопровождался общим упадком культуры, и не оставил значительных памятников обобщающей мысли.

В XV–XVI вв., когда на Западе развернулась эпоха Возрождения, духовные веяния в Московской Руси отражали, главным образом, религиозные конфликты в обществе. В частности, на рубеже этих столетий, в период становления Московской Руси, развернулась борьба воинствующей церкви (Иосиф Волоцкий, Геннадий Новгородский и др.) против исихастов-нестяжателей (Нил Сорский и др.), а также – против ереси жидовствующих, она же Новгородско-московская ересь (дьяк Фёдор Курицын и др.) Фактически, церковь в этой борьбе отстаивала свое право землевладения, против покушений формировавшегося самодержавия, в лице московского царя Ивана III.

Исихасты были мистики, пренебрегали рациональным мышлением; иосифляне же были принципиальные догматики и полагали, что «мнение – второе падение». Сам Иосиф Волоцкий считал, что даже сознательное изучение Библии «плодит ереси». Таким образом, ни там, ни там не было места для рационального философского исследования. Фёдора Курицына иногда называют первым русским философом, но лишь поскольку он в какой-то степени проявлял критический подход к церковной догме. Его «Лаодикийское послание» – небольшой (девять строк) сборник афоризмов о свободе религиозной совести и о пользе образования; но ересь жидовствующих была быстро подавлена, ее представители подверглись изгнаниям и казням.

В начале XVI в. монах Филофей Псковский сформулировал в защиту самодержавия известную богословско-политическую теорию «Москва – третий Рим», представлявшую русского монарха как всемирного лидера и защитника православия. Позднее, при Иване IV, Иван Пересветов (видимо, выходец из Литвы) писал «книжки» в поддержку служилого дворянства против власти бояр, утверждал, что правда выше веры, и заявлял о пользе философии. Ермолай-Еразм (из Пскова) также возлагал надежды на самодержавного царя, защищая крестьян против бояр. Но к философии все это имеет лишь отдаленное и косвенное отношение.

Ярким культурным явлением в тот же период стала деятельность монаха Максима Грека (в миру Михаил Триволис). Грек по происхождению, в юности он дружил с итальянскими гуманистами. Приглашенный в 1518 г. на Русь для перевода церковных книг, Грек принял участие в спорах на стороне нестяжателей. Он же впервые на Руси заявил о необходимости самостоятельного философствования, но практических следствий данный призыв не имел. А сам Грек, осуждавший невежество русского общества и пороки его духовенства, в 1525 г. был сослан решением церковного собора в отдаленные монастыри, и провел там 25 лет. Однако после его смерти, еще в конце XVI в. ему был присужден статус местного святого, а в 1998 г. Максим Грек канонизирован во всей Русской православной церкви.

Максим повлиял на мировоззрение князя-эмигранта Андрея Курбского. В своей переписке из эмиграции (1564–1579) с царем Иваном IV Грозным и в памфлете «История о великом князе Московском» (1573) Курбский настаивал на ограничении самодержавия. Но в Московской Руси закрепилась деспотическая форма правления, не допускающая свободы мысли. Москва жестоко подавила развитую демократию Великого Новгорода и Псковской республики, разорила их цветущую культуру; упал культурный уровень всего русского народа. В Киевской и в Новгородской Руси грамотность была почти всеобщей, теперь же она осталась только в правящем слое, а образование замкнулось в рамках церкви и структур государственного управления.

Первый шаг в развитии отечественного философского образования был сделан не в самой России, а в Украине, еще до ее воссоединения с Россией. В 1632 г. там возникла Киево-Могилянская академия (названа по имени ее основателя, киевского и галицкого митрополита Петра Могилы). В ней уже преподавались логика и метафизика, но в небольшом объеме, и в основном с ориентацией на Аристотеля. Через 55 лет (1687) в Москве была основана Славяно-латинская (впоследствии Славяно-греко-латинская) академия, где также преподавались элементы философии. Но в российской культуре еще долго держалась мода на все «малоросское». И М.В. Ломоносов, начавший обучение в Славяно-латинской, затем два года провёл в Киево-Могилянской академии.

В том же XVII в. развернулась идейно напряженная борьба между официальной реформаторской церковью (патриарх Никон, Симеон Полоцкий и др.), и староверами-раскольниками (протопоп Аввакум и др.) Симеон тоже учился в Киево-Могилянской академии, а после стал учителем царских детей, по его же инициативе основана наша Славяно-греко-латинская академия. Просветитель по духу, Симеон полагал, что божественное начало утверждает себя не только через откровение, но и через человеческое познание, т. е. через философию. Однако сам Симеон выступал в основном как поэт, драматург и публицист, а философию специально не разрабатывал. Аввакум же, по его собственным словам, «виршами философскими не обык речи красить». Так что и в этой борьбе философия не сыграла заметной роли. Только в XVIII в., после реформ Петра I, отечественная мысль начала систематически осваивать современную ей западную философию.

Из отечественных ученых определенное влияние на становление русской мысли оказал М.В. Ломоносов, воззрения которого, деистические и отчасти материалистические, сложились тоже благодаря контакту с западной культурой, во время обучения в странах Европы. Заметным был и вклад А.Н. Радищева. Помимо знаменитого «Путешествия из Петербурга в Москву» (1790), он разрабатывал основы философской антропологии (трактат «О человеке, его смертности и бессмертии»). В общих установках мысли Радищев был близок к Канту, и колебался между материализмом и идеализмом, высказывая аргументы в пользу обеих концепций. Однако самостоятельных философских учений Ломоносов и Радищев не создали.

В 30–40-е годы XVIII в. философия преподавалась в университете и гимназии при Петербургской Академии наук, силами приглашенных иностранных ученых. С 1755 г. началось ее преподавание в только что основанном Московском университете. Первым профессором философии и элоквенции (красноречия) в нем был Николай Никитич Поповский (1730–1760) – любимый ученик М.В. Ломоносова, поэт, переводчик, основатель газеты «Московские ведомости». В университетской вступительной речи он характеризовал философию как «мать всех наук и художеств», и выражал уверенность, что «нет такой мысли, которую по-русски изъяснить было бы невозможно». Но Поповский рано умер и поработал в университете недолго; а курс философии читался в обстановке унизительной цензуры.

Среди русских философов второй половины XVIII в. преобладал вольфианский идеализм (напр., Григорий Теплов, одновременно – крупный царский сановник), были и представители просветительского материализма (напр., Яков Козельский). Работы этих мыслителей не лишены глубины и научного интереса, но взгляды их мало оригинальны. Заметным своеобразием отличались в эту пору только воззрения украинского философа Григория Саввича Сковороды (1722–1794).

Сын простого казака, Сковорода имел разносторонние дарования, был поэт-баснописец и хороший музыкант. В молодости он служил певчим придворной капеллы в Петербурге. Учился Сковорода в Киево-Могилянской академии, знал несколько иностранных языков. Одно время он урывками преподавал разные дисциплины в Харьковском коллегиуме; но примерно через 10 лет, после двух предупреждений, был окончательно удален из коллегиума за отклонения от официальной позиции. После этого, в возрасте около 47 лет, Сковорода сделался странствующим философом («старчиком»), и проповедовал христианское нестяжательство. По духу он был христианский аскет; но излюбленный им аллегорический метод, родственный мыслительным приемам оккультизма, часто приводил его к искажению смысла Священного писания.

Сковороду порой называют славянским Сократом, и он сам, по его же словам, «задумал и пожелал стать Сократом на Руси». «Пока не будем иметь своего Сократа, до тех пор не быть ни своему Платону, ни другому философу», – писал Сковорода. Он действительно сходился с Сократом в образе жизни и, как сам Сократ, не смущался странностью этого образа для обывателей. «Мир ловил меня, но не поймал», – говорил Сковорода; эта же фраза выбита на его могильном камне. Согласно преданию, он наперед знал день своей смерти. Якобы, накануне этого дня Сковорода привел себя в порядок, прибрал свои вещи и книги, затем лег и спокойно умер.

Как и Сократ, Сковорода был гуманитарный философ, моралист. На первый план он ставил, как и Сократ, самопознание человека: «Если хотим измерить небо, землю и моря, должны, во-первых, измерить себя». В писаниях Сковороды порой проскальзывают  стихийные диалектические нотки: «Нужно везде видеть двое», – утверждал он. Но писал он зачастую в диалогической форме, как Платон, а в образе мыслей был ближе к неоплатоникам, чем к Сократу. В ряде пунктов философия Сковороды близка также к учению Н. Мальбранша (окказионализм), и во многом перекликается с теориями европейских романтиков; но содержит и заметные оригинальные моменты.

По учению Сковороды, мир состоит из видимой (тварной) и невидимой (божественной) натур, которые находятся в пантеистическом единстве. В этом универсуме выделяются три стороны: макрокосм – бесконечная материальная вселенная; микрокосм – человек, в котором все находит свое завершение, и который способен познать вселенную; а также символический мир – глубинный, рационально непостижимый смысл библейских «небылиц». Напомним, что единство микрокосма и макрокосма – характерная идея средневекового оккультизма.

Согласно Сковороде, человек счастлив, только когда он занимается «сродным трудом»; труд же несродный – источник деградации и человека, и общества. Фактически это критика индустриального общества, где труд ценится только как «делание денег» и основание для карьеры. Подобно всем романтикам, Сковорода не одобрял идеи равенства и развитие светских знаний. «И что глупее, – писал он, – как равное равенство, которое глупцы в мир ввести зря покушаются»; «Не хочу я наук новых, кроме здравого ума, кроме умностей Христовых, в коих сладостна душа». В этом аспекте его учение предварило пути русского консерватизма.

С XVIII века в нашей стране развивался также социальный утопизм. Это произведения А.П. Сумарокова (Сон «Счастливое общество»), М.М. Щербатова («Путешествие в землю Офирскую»); в XIX в. – роман В.Ф. Одоевского «4338 год», и др. Подобная традиция продолжалась даже в начале XX в. на почве марксизма (напр., роман А.А. Богданова «Красная звезда»). Однако научной глубиной или особенной исторической проницательностью эти произведения не отличались.

В конце XVIII – начале XIX вв. в России появился масонский мистицизм: И. Лопухин, А. Кутузов, И.П. Тургенев и др. Теоретически это учение восходит к идеям Я. Беме, Э. Сведенборга и французского мистика Сен-Мартена. По оценке П.Н. Милюкова (известного историка и политического деятеля), русское масонство – это толстовство XVIII в., с его проповедью личного самосовершенствования и «убегания зла». Появление масонства в нашей стране было отрицательной реакцией на просветительство, на идеи Великой французской революции и на крестьянскую войну под руководством Емельяна Пугачева. Император Александр I поначалу разделял идеи масонов, но в 1822 г. запретил их тайные ложи.

Вообще, после войны 1812 г. с просветительской Францией, настроение в русском обществе сложилось не в пользу просвещения в целом, и философии – в особенности. В 1817 г. министерство просвещения объединили с ведомством духовных (религиозных) дел, и развернулись притеснения философии и гонения на ее представителей. Уже в следующем году это ведомство издало инструкцию, которая требовала направить «народное воспитание... к водворению в составе общества постоянного и спасительного согласия между верою, ведением и властью». На основании этой инструкции, в 1821 г. несколько профессоров были изгнаны из Казанского и Петербургского университетов за то, что «предпочитали безбожника Канта Христу, а Шеллинга – Святому Духу». В их число попал также А.И. Галич, бывший преподаватель Царскосельского лицея и будущий автор первого русского философского словаря («Лексикон философских предметов», 1845). Он обвинялся в «пренебрежении к властям» и в безбожии.

В результате таких гонений, философский факультет Петербургского университета долго пребывал в жалком состоянии. Кафедра философии Московского университета тоже десятки лет оставалась без серьезных специалистов. «Неудивительно, – писал в XX в. Г.Г. Шпет, – что на такой почве произрастала философия бледная, чахлая, хрупкая. Удивительно, что она все-таки, несмотря ни на что, росла». Постепенно возрастал интерес к философии и внутри российского общества, что проявилось в деятельности московского Общества любомудрия.

Это общество сложилось в 1823 г., собиралось тайно и издавало альманах «Мнемозина» (успели выпустить 4 книжки). Его наиболее активными членами были «архивные юноши» (сотоварищи по службе в архиве Министерства иностранных дел): князь В.Ф. Одоевский, в будущем известный писатель, поэт Д.В. Веневитинов, будущий славянофил И.В. Киреевский, а также упоминавшийся выше А.И. Галич. Члены общества были в основном приверженцами романтизма и сближали философию с поэзией. Они противопоставляли свое «любомудрие» просветительским учениям «французских говорунов», а сами исповедовали, главным образом, шеллингианскую теорию «тождества и откровения», с ее социальным и религиозным консерватизмом.

Общество любомудрия распустилось само в конце 1825 г., из опасения правительственных репрессий после восстания декабристов. Но его члены еще долго публиковали свои философские труды в журнале «Московский вестник». Литературным памятником рано почившему «любомудрию» стал сборник новелл и бесед В.Ф. Одоевского «Русские ночи» (1844). В этой художественно-философской книге проповедуется идея, что средоточие духовного мира человека – не разум, а сила инстинктов, ведущая к непосредственному познанию жизни. Этим Одоевский предварил более поздние интуитивистские учения в отечественной мысли, и с первых ее шагов обнаружил наклонность этой мысли к иррационализму и синкретизму.

Высказывал Одоевский также многие мысли, родственные будущим славянофильству и почвенничеству, в частности – идею «загнивания» Запада. Она отражает различия восточной (азиатской) и западной культур, как преимущественно «растительной» и, соответственно, «звериной». Сама переменчивость состояний и положений подвижного организма, те трудности и кризисы, на которые он при этом неизбежно наталкивается, представляются малоподвижному «растению» признаками разрушения. С другой стороны, тип обмена веществ в подвижном организме порождает испражнения, тоже принимаемые за признаки разложения. Однако это не означает, что в негативных оценках перспектив западной цивилизации совсем не было правды: ведь всё рожденное когда-то приходит к гибели.

В 1826 г. царь Николай I отвечал поэту А.С. Пушкину на его рассуждения о пользе просвещения: «Нравственность, прилежное служение, усердие предпочесть должно просвещению, безнравственному и бесполезному». Но остановить просвещение было уже нельзя. В 1831 г. в Москве образовался просветительский кружок Н.В. Станкевича, члены которого занимались музыкой, поэзией и философией. Формированию этого кружка способствовало влияние философа М.Г. Павлова, преподававшего в Московском университете. Из кружка Станкевича вышли многие выдающиеся деятели русской культуры – В. Белинский, К. Аксаков, В. Боткин, М. Катков, Т. Грановский, К. Кавелин, М. Бакунин и др.

Члены кружка Станкевича совместно изучали философию Шеллинга, а с 1835 г., с приходом Бакунина, увлеклись моральным пафосом И.Г. Фихте и диалектикой Гегеля. В те же годы свой интеллектуальный кружок сложился у молодых писателей А. Герцена и Н. Огарёва. В дальнейшем Бакунин и Герцен существенно повлияли на развитие отечественной мысли, и ниже мы рассмотрим их учения специально. Но первый мыслитель, пробудивший русское общественное сознание к активной философской рефлексии, был Петр Яковлевич Чаадаев (1794–1856).

Блестящий гусарский офицер и личный друг А.С. Пушкина, Чаадаев рано вышел в отставку из-за расхождения взглядов с императором Александром I. Путешествуя затем по Европе, он лично познакомился с Шеллингом и увлекся его учением. Хотя в воззрениях Чаадаева были элементы атомизма, в целом он, как и Шеллинг, остается религиозным философом. «В человеческом духе нет никакой истины, кроме той, какую вложил в него Бог», – писал Чаадаев. В душе он отдавал предпочтение католицизму, что характерно для многих русских интеллектуалов той поры, т. к. католицизм, сравнительно с православием, допускает бóльшую свободу мысли; надо учесть также влияние элитарных иезуитских школ в тогдашней России. Однако формально перейти в католицизм Чаадаев не решился.

В 1836 г. в журнале «Телескоп» было опубликовано первое из «Философических писем» Чаадаева (до этого они распространялись в рукописях). В данном письме содержится острая критика русского менталитета и русской истории. «В крови у нас есть что-то такое, что отвергает всякий настоящий прогресс... Пока, что бы там ни говорили, мы составляем пробел в порядке разумного существования», – писал Чаадаев. За эту критику его официально объявили сумасшедшим и посадили под домашний арест. Была запрещена публикация его произведений, и в течение семи лет за философом наблюдал врач-психиатр. Но Чаадаев не был морально сломлен, и писал в своей «Апологии сумасшедшего» (1837): «Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть нечто еще более прекрасное – любовь к истине».

Позднее Чаадаев пришел к выводу, что бесплодность российской истории является в известном смысле благом, т. к. в силу этого наш народ не скован косными формами цивилизации, и поэтому обладает свободой духа для выполнения великих задач грядущего. Отчасти это пророчество оправдалось всплеском русской национальной энергии в советскую эпоху. Не разделяя социалистических идеалов, Чаадаев утверждал, тем не менее: «социализм победит – не потому, что он прав, а потому что неправы его противники». И вновь сам оказался отчасти прав: социализм в России действительно победил, но на исторически краткий срок.

 

27.2. СОЗРЕВАНИЕ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ

Первым широким движением светской мысли в нашей стране стала борьба славянофилов и западников. Она возникла и протекала под влиянием идей П.Я. Чаадаева. Сам Чаадаев, стихийный диалектик, призывал Россию к развитию по общему историческому пути, но на своей национальной основе. Его духовные наследники противопоставили то и другое: либо развитие по общему историческому пути, либо развитие на своей национальной основе. Но эти противоположные позиции определились не сразу, и вообще их идеи во многом переплетались. Как подметил А.И. Герцен, не случайно первый в России славянофильский журнал назвал себя «Европеец» (основатель И. Киреевский, 1832), а первый западнический журнал назывался «Отечественные записки».

Славянофильство, по его социальной сути, философия религиозного романтизма, русской феодальной реакции на буржуазные преобразования в Европе. Значительно повлиял на нее западный христианский социализм, особенно – идеи французского аббата, публициста и философа Ф.Р. де Ламенне. Славянофилы были сторонниками самодержавия и особого исторического пути России. Они утверждали, что западная культура аморальна и вырождается, а византийское православие считали «чистейшим источником», из которого русская вера черпает, якобы, свою жизненность.

Характерной чертой русской культуры и русского менталитета славянофилы считали стремление к цельности (тотальности). Христианское учение о соборности, как полноте церковной общины, они возвели в ранг универсального принципа бытия. Соборность определялась славянофилами как множество, объединенное силой всеобщей христианской любви, в которой связь и свобода не противоречат друг другу. Земным воплощением такой соборности является, по мнению славянофилов, православная церковь. Всецелый разум, в противовес «голой» рассудочности, имеется лишь там, якобы, где достигнута гармония рассудка и православной веры.

В результате весь мир предстает, в их учении, как органическое единство. В нем ни одна из частей, включая высшие, не может обладать суверенным бытием и суверенным правом суждения. И в самом деле, свойства органической системы именно таковы: все части согласованы, но ни одна из них не суверенна. Напомним, однако, что это не самый высокий уровень организации (см. п. 6.2). К тому же, у славянофилов этот тип представлен в отсталом феодальном варианте. Ясные предписания и наперед известные санкции правового регулирования тут заменяются произволом «христианской любви», которой, как «сердцу девы, нет закона».

Тяга к синкретизму прослеживается и в гносеологии славянофилов. Они полагали, что восприятия внутреннего и внешнего неразделимы, и потому де внешний мир не может быть адекватно познан в его собственной, объективной сущности. Тут вспоминается идея принципиальной координации по Р. Авенариусу: «нет объекта без субъекта». Но именно такое, «живое» познание, при существенной роли субъективной оценки, славянофилы считали путем «постижения силы».

Начало славянофильской литературе положила в 1836 г. статья Алексея Степановича Хомякова «Несколько слов о философическом письме». Это ответ на «философическое письмо» П.Я. Чаадаева, и в нем Россия оценивается в превосходной степени. Хомяков писал, в частности: «мы – центр в человечестве европейского полушария, море, в которое стекаются все понятия. Когда оно переполнится истинами частными, тогда потопит свои берега истиной общей». Чаадаев ответно критиковал эту «новую школу» в своей «Апологии сумасшедшего».

Хомяков подчеркивал, что стержнем соборного сознания является верующий разум, не имеющий ничего общего с аналитическим рассудком. Основа соборности – община в деревне и артель в промышленности. Они, якобы, объединяют хозяйственное и нравственное начало, и составляют потенциал будущего. Соборность и вообще всякая правда жизни вполне реализуются, по мнению автора, только в православной церкви. «Церковь не авторитет, а истина», – писал Хомяков. Также по И. Киреевскому, мысль должна опираться именно на «верующий разум, а не на умственный силлогизм».

К тому же течению принадлежали Юрий Самарин, Петр Киреевский (брат Ивана Киреевского) и Константин Аксаков, сын известного писателя Сергея Аксакова и тоже писатель. По мысли Самарина, христианство зовет к отречению от своей личности и к безусловному ее подчинению целому. К. Аксаков особенно увлекался русской древностью, он первым стал одеваться и стричься на старорусский манер, что потом сделалось модой. Он противопоставлял общину и нравственность государству и закону, как реальную жизнь – жизни формальной, которая де неполноценна, хотя и неизбежна. Его взгляд на политические свойства русского народа в иронической форме представил популярный тогда поэт Борис Алмазов:

 

По причинам органическим

Мы совсем не снабжены

Здравым смыслом юридическим,

Сим исчадьем сатаны.

Широки натуры русские,

Нашей правды идеал

Не влезает в формы узкие

Юридических начал...

 

Близок к славянофилам был Н.Я. Данилевский – разносторонний ученый и публицист, в молодости осужденный по делу петрашевцев (революционное общество разночинной молодежи в Санкт-Петербурге, конец 1844 – начало 1849 гг.) Стремясь обосновать своеобразие русского и славянского исторического пути, он развил учение о самостоятельной эволюции культурно-исторических типов. Оно изложено в книге Данилевского «Россия и Европа» (1869), и оказало большое влияние на социально-историческую мысль XX-го в. (см. также п. 17.4). Русская тяга к целостности проявляется в трактовке Данилевским особенностей славянской культуры, и в его критике дарвиновского учения о борьбе за существование. Но в его воззрениях были также черты позитивизма.

Хотя славянофилы поддерживали своим учением господствовавший общественный строй, они преследовались казенной бюрократией; и сами ненавидели бюрократию, пытаясь противопоставить ей прямую связь царя и земщины. А веря в безграничную силу православия, они отстаивали свободу вероисповедания и свободу церкви от государственной власти, – тогда как в тогдашней России церковь радикально зависела от государства. Славянофилы не стеснялись критиковать реалии российского общества с позиции своих идеалов. В знаменитом стихотворении «Россия» А.С. Хомяков писал о ней, в частности:

 

В судах черна неправдой чёрной

И игом рабства клеймена;

Безбожной лести, лжи тлетворной,

И лени мёртвой и позорной,

И всякой мерзости полна!..

 

Но это не мешало ему верить, что именно Россия принесет всем народам Европы и Земли «дар святой свободы», включая «свободу» от юридических законов. Однако реальное российское самодержавие не терпело любой самостоятельной общественной мысли, и не препятствовало бюрократическим гонениям на славянофилов.

В дальнейшем азиатски-феодальные установки славянофильства подкреплялись многими русскими философами, со ссылкой на христианское противопоставление «рабства закона» с одной стороны, «свободы благодати» с другой. Даже в 30-е гг. XX в. Русский религиозный философ Б.П. Вышеславцев писал (в книге «Этика преображенного Эроса»): «Закон как принцип этики должен быть отвергнут», – что прямо противоречит категорическому моральному императиву И. Канта. И современная российская действительность, с ее юридическим нигилизмом в сознании большинства граждан, и с «избирательным» применением законов в государстве, нередко заставляет вспомнить как этот тезис Вышеславцева, так и приведенные выше стихотворения Алмазова и Хомякова.

Западники критиковали самодержавие и считали, что Россия должна примкнуть к европейской либеральной цивилизации. Сам термин «западники» впервые употребил Н.В. Гоголь в 1847 г.; но начало этого движения связывают с публикацией в 1841 г. (в журнале «Отечественные записки») двух статей В.Г. Белинского, известных под названием «Россия до Петра Великого». В них он писал, в частности: «Бессилие при силе, бедность при огромных средствах, безмыслие при уме природном, тупость при смышлености природной, унижение и позор человеческого достоинства... вот первое, что бросается в глаза при взгляде на общественный и семейный быт России до Петра Великого».

По мнению Белинского (там же), «Нецивилизованные народы образуются безусловным подражанием цивилизованным»; потому и Россия должна де развиваться путем безусловного подражания Западу. Ему же приписывают ироническое словосочетание «гниющий Запад», возникшее в полемике со славянофилом С.П. Шевырёвым. Сам Шевырёв (в статье «Взгляд русского на современное образование Европы», – «Москвитянин», 1841, № 1) заявлял, что Запад, страдающий неизлечимыми пороками, стремится де в «огненную бездну». Раньше, в 1835 г., А.С Хомяков писал в стихотворении «Мечта»:

 

О, грустно, грустно мне! Ложится тьма густая

На дальнем Западе, стране святых чудес:

Светила прежние бледнеют, догорая,

И звезды лучшие срываются с небес.

...

О! никогда земля от первых дней творенья

Не зрела над собой столь пламенных светил!

Но горе! век прошел, и мертвенным покровом

Задернут Запад весь. Там будет мрак глубок…

Услышь же глас судьбы, воспрянь в сияньи новом,

Проснися, дремлющий Восток!

 

Крупнейшим философом среди западников был Александр Иванович Герцен (1812–1870). Широко одаренный, он оказал большое влияние на всю духовную жизнь тогдашней России. В молодости Герцен, под влиянием своей невесты, увлекался религией, но затем перешел к материализму, тоже не без влияния семейных факторов (смерть троих детей). Его главные философские произведения, «Дилетантизм в науке» и «Письма об изучении природы», опубликованы в 40-е гг. XIX века. По справедливой оценке В.И. Ленина, Герцен «вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед историческим материализмом». Он раньше Маркса и Энгельса высказал ряд положений материалистической диалектики, но не создал философской системы и, по отсталости России, не понял значения производственной практики.

По мысли Герцена, славянофилы смешивали идею свободной личности с идеей узкого эгоизма; они выдавали этот эгоизм за европейскую и вообще западную идею, и безосновательно рисовали страшную картину европейского разложения, маразма народов, бессилия революций и близящегося рокового кризиса. В свою очередь, упомянутый выше славянофил Шевырёв, стремясь опорочить программу западничества, составил «Словарь солецизмов, варваризмов и всяких измов современной русской литературы», включив в него 217 выражений из произведений Герцена. Проблема чрезмерных языковых заимствований остается актуальной и в наши дни. Решить ее могло бы только ускоренное развитие российского общества.

Но и Герцен не шел безоглядно за мыслью Запада. Он проповедовал «русский социализм», с личным владением землей под контролем общины; эта идея повлияла и на марксистскую мысль. Однако наблюдение за революциями в Европе 40-х гг. заставило Герцена разочароваться в социализме. В 1849 г. он пришел к выводу, что в свое время «социализм займет место нынешнего консерватизма и будет побежден грядущею, неизвестною нам революцией».

К первым западникам принадлежали также поэт Н. Огарёв (личный друг Герцена), историк Т. Грановский, писатели И. Панаев и И.С. Тургенев. Во многом близки были к западникам русские революционные демократы, писатели и публицисты: кроме В.Г. Белинского, это Д.И. Писарев, Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский. Они тоже критиковали самодержавие, но призывали к революции с опорой на крестьянскую общину. В своих философских воззрениях революционные демократы шли от Шеллинга к Гегелю, а отчасти и далее, в направлении диалектического материализма. Добролюбов и Писарев уже в юности показали незаурядную силу философской мысли, но оба, к сожалению, рано умерли.

Профессиональным философом среди революционных демократов был только Николай Гаврилович Чернышевский (1828–1889). Он развивал антропологическую философию Л. Фейербаха, а в этике проповедовал «разумный эгоизм», модный тогда и на Западе: взаимно выгодное согласование общественных и личных интересов. В диссертации по эстетике Чернышевский утверждал, что прекрасное есть человеческая жизнь, но не как она существует сейчас, а какой она должна быть. Свои социальные воззрения Чернышевский популярно излагал в публицистике и в художественно-философских произведениях. Его роман «Что делать?» (1863) оказал большое воздействие на русское общество в конце XIX и начале XX вв. Экономические работы Чернышевского высоко ценил Карл Маркс.

Именно к революционным демократам писатель И.С. Тургенев применил слово «нигилизм», означающее отрицание традиционных устоев общественной жизни и культуры. Действительно, Писарев заявлял, что пара ботинок для него ценнее Шекспира, и проповедовал (вслед за М. Бакуниным) беспощадное отрицание старого. «Стоит любить только то, – писал он, – что выдержит удар. Что разбивается вдребезги, то хлам. В любом случае бей направо и налево». Но примечательно, что «злые» революционные демократы, как и «добрые» славянофилы, критиковали дарвиновскую теорию борьбы индивидов за существование. Позднее, в конце XIX и в начале XX вв., линия западничества в России была представлена последователями разных европейских школ. Наиболее выделялись неогегельянцы Б.Н. Чичерин, Н.Г. Дебольский, И.А. Ильин; неокантианцы А.И. Введенский и С.Н. Булгаков; позитивисты К.Д. Кавелин и В.В. Лесевич.

Идейным противником западников, особенно – Герцена и Чернышевского, был выдающийся писатель Фёдор Михайлович Достоевский (1821–1981). В молодости он исповедовал утопический социализм Шарля Фурье, и по делу петрашевцев был приговорен, наряду с другими, к смертной казни (их общая «вина» – чтение в кружке запрещенного письма Белинского к Гоголю, 1847). В последний момент казнь ему заменили каторгой и ссылкой; но «опыт конца» и тяжесть тюремного быта потрясли Достоевского и радикально изменили его взгляды. В зрелом возрасте он трактовал стремление к революции как болезненное проявление души «подпольного человека». Переустройство общества может опираться, по его учению, только на внутреннее нравственное преображение личности.

Уже по своей психической конституции (он страдал эпилепсией) Достоевский тяготел к иррационализму. В его мышлении ярко выражен антиномизм – сознательное сочетание противоположных «истин». Например, он утверждал, что «красота спасет мир», и в то же время – трактовал красоту как величайшую опасность для добра. Признание допустимости таких алогизмов восходит к Тертуллиану, Аврелию Августину и Псевдодионисию, оно проповедовалась европейскими романтиками, напр. Ф. Шлегелем и Новалисом. Но именно с легкой руки Ф.М. Достоевского подобная «амбивалентность мышления» (термин М.М. Бахтина) стала модной в русской философии.

Алексей Карамазов, «другое Я» Достоевского в его романе «Братья Карамазовы», требует любить жизнь больше ее смысла. Достоевский писал также: «если истина будет вне Христа, то я предпочту остаться со Христом, а не с истиной». В античное время и в эпоху Просвещения такие установки считались признаком рабского сознания; но христианство, по своему происхождению – религия рабов и крепостных крестьян, придало им нравственную легитимность. Именно с такими идеями связан авторитет Достоевского, и не только в России, с ее хозяйственной отсталостью, но и на Западе, в кругах носителей иррационалистической идеологии.

Между тем, Н.А. Бердяев (о нем ниже) считал Достоевского подпольным проповедником нигилизма и, в этом отношении, предшественником Ф. Ницше. Действительно: сам Ницше признавал и подчеркивал свою преемственность от идей и взглядов Достоевского, в то же время называя себя нигилистом. Мысль Достоевского «сознание убивает жизнь» развил далее именно Ницше. В той же связи, Бердяев самих Ницше и Достоевского называл «безобразнейшими людьми», а В.И. Ленин характеризовал Достоевского как человека «архискверного».

Достоевский является также основателем т. н. почвенничества. Другими видными представителями этого учения были крупный литературный критик и поэт А.А. Григорьев, и видный критик, публицист и популяризатор естествознания Н.Н. Страхов. По основным идеям их теория близка к славянофильству, но отличается акцентом на мессианском призвании русского народа. По мнению почвенников, русские – это народ-богоносец, а основой русского национального характера является смирение и бесконечное евангельское терпение, способное, якобы, примирить любые конфликты. Впрочем, в области культуры Страхов отдавал предпочтение малороссам (украинцам) и сомневался в способностях великороссов. Значительное влияние на «почвенников» оказали идеи Н.Я. Данилевского об отношениях России и Европы.

Достоевский считал, что западный социализм обречен на неуспех, потому что «человек хочет жить не по разуму, а по своей глупой воле». «Рассудок, – пишет Достоевский, – удовлетворяет только рассудочной способности человека, а хотение есть проявление всей человеческой жизни» (волюнтаризм, как обычное следствие иррационализма). Почвенники выдвигали свою версию «русского социализма». В основе ее лежит мечта о братстве всех христианских наций, установлению которого должна способствовать необычайная, якобы, широта и «всечеловечность» русской натуры (подобные мысли высказывал еще В.Ф. Одоевский). Выступая с этой позиции на Пушкинском празднике в мае 1880 г., Достоевский призвал к единению всех русских идейных сил. Его талантливая речь взволновала российское общество, были и попытки примирения литературных партий, но все же оно не состоялось.

В 50-е – 60-е гг. XIX в., под влиянием Герцена и Чернышевского, формируется народничество: революционное движение разночинной интеллигенции с ориентацией на крестьянский социализм. По выразительной оценке Л.Д. Троцкого, «хозяйственную примитивность страны народники хотели сделать источником социальных чудес». Видными теоретиками этого движения были П.Л. Лавров, П.Н. Ткачев и, особенно, Николай Константинович Михайловский (1842–1904). В 90-е гг. XIX в. Михайловский стоял во главе радикального журнала «Русское богатство». Одним из первых он заметил и оценил талант В.И Ульянова-Ленина.

Сам Михайловский проповедовал превосходство героической личности над толпой, но при этом восхищался русским словом «правда»: «Кажется, только по-русски истина и справедливость называются одним и тем же словом и как бы сливаются в одно великое целое». В этом синкретическом стремлении к истине-справедливости отразилось характерное настроение русской интеллигенции конца XIX и начала XX веков. Михайловский проповедовал также субъективный метод в социологии. По его мнению, «в области явлений общественных наблюдение неизбежно и теснейшим образом связано с нравственной оценкой», а безоценочное восприятие, якобы, не дает нам всего материала, который наличествует в социальных фактах. Как мы видели, подобная идея, отражающая склонность русского сознания к синкретизму, была уже у славянофилов.

Главное значение народники придавали не теории, а практической пропаганде социализма, включая «хождение в народ» и революционный террор. А в философском плане они склонялись к позитивизму и к анархизму (от греч. anarchia – безначалие, безвластие). Последний сыграл существенную роль в истории русской мысли. Хотя анархизм тоже раньше развился на Западе, но его виднейшим теоретиком стал именно русский мыслитель Михаил Александрович Бакунин (1814–1876). Это была своеобразная и яркая, но слабо организованная личность. И. Тургенев представил черты его характера в облике заглавного героя романа «Рудин», и уловил неприменимость в России личности такого типа.

Духовно Бакунин эволюционировал от напряженной религиозности к воинствующему атеизму. Во второй половине 1830-х гг. он самостоятельно (и бессистемно) изучал философию Фихте и Гегеля. Бакунин участвовал в кружках Станкевича и Герцена, но вскоре идейно разошелся с ними, и в 1840 г. переехал на Запад, благодаря финансовой поддержке Герцена. Там Бакунин вступил в Коммунистический интернационал, возглавляемый К. Марксом, но вскоре был исключен за фракционную деятельность и проповедь анархизма. «Радость разрушения, – писал он, – есть творческая радость», – с чем вряд ли согласится человек здравомыслящий. Литературный стиль Бакунина – блестящий, но скорее публицистический, чем научный. Его учение во многом отражает неготовность русского национального сознания принять юридические нормы гражданственности, присущие зрелому обществу.

По социальному учению Бакунина, право на пользование землей должно принадлежать не отдельному лицу, а общине; при этом община не дополняет государства, а якобы исключает потребность в нем. Именно эта идея лежит в основе линии народнического анархизма. К ней относят также воззрения великого писателя Льва Николаевича Толстого (1828–1910). В возрасте 16-ти лет он увлекся учением Ж.-Ж. Руссо, и вместо креста носил на груди его портрет. Толстой активно критиковал догматическое богословие и церковь, религиозный культ называл величайшим кощунством, за что в 1901 г. его отлучили от церкви. Вместе с тем, Толстой проповедовал свой вариант христианства, как чисто нравственного учения, которое заботится о социальной гармонии в здешнем мире. «Верую, – писал он, – во единую истинную святую церковь, живущую в сердцах всех людей и на всей земле и выражающуюся в знании добра моего и всех людей и в жизни людской». Эти взгляды встретили больше понимания не в православной, а в протестантской теологии XX в.

Достигается социальная гармония, по мнению Толстого, путем непротивления злу насилием, что якобы разрывает порочную цепь насилия в бытии людей. Но этот результат, – полагал Толстой, – вполне осуществим лишь в таком обществе, где нет ни государства, ни власти; а до появления такого общества он предлагал уклоняться от обязанностей перед государством и от исполнения юридических законов (последние он считал бессмысленными, как нечто слишком абстрактное). Панморализм, присущий русской мысли в целом, особенно характерен для учения Л. Толстого. В 90-е гг. XIX в. Он пережил сильное влияние современного ему русско-немецкого философа А.А. Спира (Spir), неокантианца и субъективного идеалиста. Однако субъективный идеализм Спира Толстой принял только отчасти.

В остальном Лев Толстой выражал взгляды, сходные с иррационалистическими воззрениями Достоевского. В дневниковых записях он трактовал сознание как, якобы, главное зло и проклятие человека. По его словам, высшая разумность отравляет нам жизнь. Идея бессилия разума пронизывает творчество Толстого, находя обобщение в Эпилоге его романа «Война и мир». Образ Платона Каратаева, в том же романе, идеализирует почти растительное, бессознательное и смиренное, зато якобы гармоничное существование, которое Толстой считал характерным признаком русской народности. Его публицистика сочетает в себе возвышенную нравственную проповедь с категорическим отвержением независимой личности (т. н. имперсонализм), с неприятием научно-технического прогресса и моральным осуждением цивилизации.

Толстой заблаговременно отказался от Нобелевской премии по литературе (на которую его номинировали) под странным предлогом, что деньги ему не нужны, – хотя мог бы, напр., использовать их на благотворительность. На деле, над ним явно нависал отказ в присуждении премии, за неприятие ценностей цивилизации. Показателен в той же связи разговор между ним и философом Н.Ф. Фёдоровым (о Фёдорове будет сказано ниже). Когда последний с гордостью показывал Л. Толстому фонды главной российской библиотеки, Толстой заметил: «Как много люди пишут глупостей. Все это следовало бы сжечь». Фёдоров вспылил: «Я видел за свою жизнь многих глупцов, но таких, как Вы, еще не видел».

Ф. Достоевского и Л. Толстого считают также предтечами экзистенциализма, для чего есть серьезные основания. Оба великих писателя уделяли большое внимание анализу душевной жизни человека, и попыткам разрешения духовных проблем, возникающих в «пограничных» ситуациях. Причем оба ставили переживания, отражающие биологические потребности человека, его поиски места под солнцем и его страх физической смерти, – выше, чем разумный смысл бытия. Особенно показательны в этом плане романы Достоевского «Преступление и наказание» и «Идиот», роман Толстого «Воскресение» и его повесть «Смерть Ивана Ильича».

Имелся в России и анархизм коммунистический. Его ведущим представителем был крупный ученый-географ и видный революционер, граф Петр Алексеевич Кропоткин (1842–1921). Общественным идеалом он считал единство индивидуальной и коллективной собственности на средства производства. На такой основе, согласно Кропоткину, развивается подлинное самоуправление, и исчезает потребность в государственном насилии. Данный идеал содержит существенные черты синтетической экономики, наподобие устройства античного полиса и средневековой коммуны.

Однако условий реализации такого идеала Кропоткин не сознавал. Он недооценивал общественное разделение труда, и образцом человека для него оставался русский крестьянин, ведущий примитивно-универсальное натуральное хозяйство. В этом выражаются феодальные традиции отсталой России, и типичный для нее синкретизм бытия и мышления. Как многие русские мыслители, Кропоткин критиковал дарвиновскую теорию эволюции через борьбу за существование.

На развитии философии в рассматриваемый период сказались проблемы подготовки и сохранения кадров. И без того пребывавшая в угнетенном положении, с 1849 г. философия, по указу императора Николая I, была совсем устранена из университетского преподавания, «для ограждения от мудрствований новейших философских систем». Предпосылкой к этому стали революционные события 1848 г. в Европе. Князь П.А. Ширинский-Шихматов, бывший тогда в России министром народного просвещения, заявлял: «еще не доказано, что философия может быть полезной, а вред от нее возможен». Даже преподавание логики было возложено на представителей черного (монашеского) духовенства.

Восстановили философию в университетах только в 1859 году. Светские философские кадры к этому времени были в значительной степени утрачены. Без перерывов философия в старой России преподавалась только в духовных академиях, как «служанка богословия». Наиболее заметной философской величиной на этом поле был Федор Александрович Голубинский (1797–1854), профессор Московской духовной академии. Его центральная идея – наличие бесконечного Бытия, которое дано нам лишь в неком темном предчувствии, однако является предпосылкой возможности для всякого «живого» (житейски эффективного) познания. Тут заметны общие тенденции тогдашней российской мысли, но ничего нового в развитие мировой философии это не вносит.

Кадровая политика царизма способствовала усилению религиозной окраски отечественной философской мысли. Так же окрашена первая и пока единственная всеохватывающая система философии, возникшая на собственно русской почве; речь о ней пойдет в следующем пункте данной темы.

 

27.3. МЕТАФИЗИКА ВСЕЕДИНСТВА

Метафизика всеединства сложилась в 70–80-е гг. XIX века. Ее создатель – Владимир Сергеевич Соловьёв (1853–1900), сын видного историка России С.М. Соловьёва. Он не только философ, но также крупный деятель культуры и видный поэт, один из основателей отечественного литературного символизма (возникло  это движение во Франции в 1870–1880-х гг.) Вл. Соловьёв значительно повлиял на всю духовную жизнь современного ему русского общества.

По ментальному складу Соловьёв был мистик и визионер (духовидец). В частности, он якобы трижды узрел Софию – душу мира, в облике прекрасной женщины (эти события описаны им самим в поэме «Три свидания»), и записывал ее «откровения» автоматическим письмом. Как личность, Соловьёв был «мятущейся душой» с чертами вечной неприкаянности, семьи не создал, проживал большей частью у друзей и знакомых.

В молодости Вл. Соловьёв учился на физико-математическом и философском факультетах Московского университета. По окончании курса он преподавал философию, сначала в том же университете, затем – в Петербурге, где работал также в Министерстве народного просвещения. В 1881 г., во время одной из своих публичных лекций, Соловьёв обратился к царю Александру III с просьбой помиловать (из христианского милосердия) террористов-народовольцев, убивших царя Александра II. За это выступление он был подвернут гласному осуждению, а царь назвал его психопатом.

Других наказаний не последовало, но вскоре Соловьёв сам оставил государственную службу и академическое поприще. Его отношения с властью продолжали ухудшаться, хотя как философ он, казалось бы, работал на руку консервативным силам общества, а царя почитал священной особой. То же противоречие мы отмечали в судьбе философов-славянофилов, невзирая на свойственное им преклонение перед самодержавием. Это показательные факты: самодержавная власть не терпит от подданных никаких рассуждений, даже в целом лояльного к ней характера.

Философские воззрения В. Соловьёва сложились под влиянием Шеллинга и христианского неоплатоника Памфила Даниловича Юркевича. Последний вышел из Киевской духовной академии, и сначала служил в Полтаве. Интеллектуальной ориентации сознания Юркевич противопоставлял «задушевность», а средоточием всей духовной жизни считал сердце (в действительности, «средоточие» только эмоций). Известность в обществе Юркевич приобрел своей полемикой с Н.Г. Чернышевским. В кругу тогдашней интеллигенции он заслужил этим репутацию мракобеса; зато был замечен в официальных кругах, и приглашен на кафедру философии Московского университета, где повлиял на юношу Вл. Соловьёва.

Идейно Соловьёв наследовал славянофильскому учению о соборности, но существенно развил и обобщил эту теорию. Термин «всеединство» тоже не был абсолютно новым. Напомним, что Шеллинг, к теории тождества которого примыкает концепция соборности, называл свое «абсолютное тождество» также All-Eine – нем. всеединство (см. также 24.4). Идея Шеллинга, что в «истинной вселенной... ничего нет отдельного от другого, вне другого, все абсолютно едино и одно в другом», разделялась и русскими «любомудрами», и славянофилами, и Соловьёвым.

По учению Соловьёва, в начале бытия стоит Бог-абсолют, а единство (неделимость) – главное в абсолюте. Такой взгляд подкрепляется учением о Софии (Премудрости Божьей) как, якобы, четвертой ипостаси, представляющей именно всеединство божественной троицы. Основа софиологии заимствована у античных гностиков, а внесена в наше отечественное сознание она при посредстве масонов. Первым активно проповедовал Софию в России, видимо, богослов Ф.А. Голубинский, упоминавшийся выше. Между тем, такого рода «софийная» или «гностическая» ересь с древности согласно осуждается всеми христианскими конфессиями, включая православие. В сущности, она является пережитком язычества.

Истина есть, по Соловьёву, сам абсолют, именно как всеединое. Это т. н. онтологическая теория истины, типичная для объективного идеализма (см. п. 10.4). По теории всеединства, ничто частное и отдельное не может претендовать на истину, и не заслуживает доверия. Не может обрести истину и отдельный человек, в отрыве от тотального всеединства. Следовательно, главной целью нашей жизни должно быть полное единение человека и мира, мира и божества, слияние духа и тела, одухотворение материи и, в конечном счете, создание богочеловечества. Для этого каждый человек в своем бытии должен отказаться от личного самоутверждения, и проникнуться совершенной христианской любовью ко всем и вся.

Такая линия мысли продолжает традиции, восходящие к древним культам, а в философии – к неоплатоникам, особенно к учению Ямвлиха. В Новое время сходные идеи развивали авторитетные христианские мистики на Западе, в частности – Якоб Бёме, М. де Паскуалис, Л.К. де Сен-Мартен. Сильная струя «обожения» присутствует в оккультизме, включая учения розенкрейцеров и масонов. Но в максимальной степени эта теургия представлена именно в русской религиозной философии, в учениях богоискательства и богостроительства, восходящих к соловьёвской метафизике всеединства.

В сфере познания всеединство выступает, согласно Соловьёву, как якобы синтез (правильней было бы сказать – синкрезис) религиозно-мистического, рационально-философского и научно-опытного знания, а в политической сфере – как слияние светской и духовной властей. «Русская идея (! – В. С.), – писал Соловьёв, – это признание социальной троицы, где каждое из трех главных органических единств: церковь, государство и общество, безусловно свободно не в отъединении от других, поглощая или истребляя их, но в утверждении безусловно внутренней связи с ними». Однако фактически Соловьёв трактует рациональное познание и светскую власть как подчиненные религии и церковной власти.

В личных религиозных исканиях Соловьёв шел от православия к католицизму. Но при этом он призывал к примирению русского царя, как главного представителя православия, с Римским папой – главным представителем католической церкви. В 1895 г. Вл. Соловьёв вообще отходит от русской церкви, которую презрительно называл «греко-российской синагогой». Вместе с тем, Соловьёв проповедовал идеи, которые не могла одобрить никакая существующая церковь. По его собственным словам, он исповедовал религию Святого Духа, – тогда как в традиционном христианстве на первом плане стоит бог-сын (Христос). К тому же, в своем учении о Софии Соловьёв фактически оттесняет Дух, выражаемый Логосом, освобождая место для Софии как (чувственной) «мировой души».

Не случайно земным воплощением всеединства Соловьёв объявил не какую-то из наличных церквей (ни одна из них не приняла бы его воззрений), а будущую экуменическую (вселенскую) церковь, которая призвана, якобы, устранить историческое разделение христианства. В этом он видел высшее национальное призвание «святой Руси» (хотя идеи экуменизма тоже раньше развились на Западе). Советская власть, враждебная к религии в целом, поддерживала экуменизм, но современная российская православная церковь (РПЦ) относится к нему отрицательно.

В согласии со своей концепцией богочеловечества, Соловьёв затушевывал признаваемую христианами греховность (падшесть) человека, и положил начало своеобразной антроподицее (оправданию человека) в русской религиозной философии. С идеями всеединства и богочеловечества связано также оригинальное учение об андрогине. Вл. Соловьёв как бы возрождает миф, рассказанный Платоном в диалоге «Пир». Якобы, когда-то существовали обоеполые люди с восемью конечностями – андрогины (греч. мужеженщины). Но Зевс, убоявшись могущества этих людей, разделил их на две половины, и заставил каждую искать себе дополнение. Согласно метафизике всеединства, мужчины и женщины вновь соединятся в нераздельные существа в составе софийного богочеловечества, причем это воссоединение произойдет через платоническую любовь между ними.

Телесное соитие В. С. Соловьёв считал развратом, отражающим уродливое разделение полов. «Плотское условие размножения для человека, – писал он, – есть зло... мы должны стать на путь его ограничения и упразднения...» Между тем, по христианскому учению мужчина и женщина сразу и навеки сотворены раздельными, а соитие считается грехом только вне законного брака, или для иноков, отдающих себя на служение богу. Соловьёв часто называл андрогина сверхчеловеком, что перекликается с учением Ф. Ницше сверхчеловеке, хотя скорее отрицательно. Ведь главным признаком и призванием своего сверхчеловека Соловьёв считал не волю к власти, как у Ницше, а победу над смертью, якобы – по примеру Христа. Однако в этом отрицании неодолимого различия между человеком и богом также сквозят и ересь, и язычество.

А влиятельный петербургский поэт и философ Вячеслав Ивáнов довел андрогинную соборность до возрождения языческого культа Диониса – священного, якобы, духовного опьянения; и далее – до поклонения Люциферу («светоносцу», а в христианстве – сатане). Он проводил на своей квартире (знаменитая «башня Иванова») хлыстовские «радения», родственные античным вакханалиям. Задачей философа Иванов считал мифотворчество и теургию. Сам он был поклонником Ницше, хотя считал себя христианином, тогда как Ницше открыто нападал на христианство и проповедовал язычество. Однако некоторые русские мыслители той поры, напр. известный писатель  Д.С. Мережковский, пытались представить Ницше христианским мучеником или юродом, чтобы этим прикрыть свой фактический отход от христианства.

Вл. Соловьёв считал Достоевского своим духовным учителем, и разделял с ним учение о русских как народе-богоносце, призванном осуществить идеал всеединства (иногда это тоже называют русской идеей). Как и славянофилы, Вл. Соловьёв проповедовал свободу совести и свободу церкви от государства, что не могло встретить одобрения в царской России. Собственно свободу и человека, и бога он трактовал как внутреннюю необходимость, что типично для буржуазной идеологии: таким образом она на него повлияла.

В эстетике Соловьёв отстаивал теорию чистого искусства, которое творится, якобы, в мистическом экстазе. Под его сильным влиянием находился крупнейший русский поэт-символист А.А. Блок. Идея всеединства и русской «всечеловечности» особенно ярко представлена в знаменитом стихотворении Блока «Скифы» (1918):

 

Мы любим все – и жар холодных числ,

И дар божественных видений.

Нам внятно все – и острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений...

 

А оборотная сторона этой идеи – в строках другого выдающегося русского поэта той же эпохи, С.А. Есенина:

 

Розу белую с черной жабой

Я хотел на земле повенчать…

 

(стихотворение «Мне осталась одна забава», 1923).

В целом, метафизика всеединства, как и славянофильское учение о соборности, выражает типичное для традиционного русского сознания стремление к тоталитарной идеологии и к синкретическому (диффузному) соединению противоположностей. Со стороны русских западников учение В. С. Соловьёва встретило жесткую критику, как логическую, так и нравственную. В частности, неогегельянец Б.Н. Чичерин (также видный юрист, а одно время – Московский голова) усмотрел в нем стремление «достичь Царства Божьего посредством насильственных мер», что «может привести к полному отрицанию человеческой свободы».

К безвременному концу жизни сам Вл. Соловьёв отказался от прежних идей, критиковал славянофилов и возвратился на позиции традиционной религиозной философии. Однако его доктрина всеединства ярко воплотила характерные черты русского философского менталитета, и оказала большое влияние на последующую русскую мысль.

 

27.4. РУССКИЙ ИДЕАЛИЗМ В XIX–XX ВВ.

Под обаянием учения Вл. Соловьёва находились Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, Л.П. Карсавин, братья С.Н. и Е.Н. Трубецкие, П.А. Флоренский, С.Л. Франк и другие русские мыслители конца XIX – начала XX вв. Хотя порой их причисляют к иным направлениям, но считают, все же, представителями метафизики всеединства, а также – идей «нового религиозного сознания» и «богочеловечества», родоначальником которых тоже был Соловьёв. Многие из них, вслед за Соловьёвым, вдохновлялись критикой учения И. Канта и его последователей, с позиций иррационализма и в перекличке с модными тогда учениями феноменологии и философии жизни.

Общей чертой многих из этих, да и других типично русских учений той поры, является противопоставление, которое позднее зафиксировал А.Ф. Лосев: «Основание западноевропейской философии – ratio. Русская философская мысль, развившаяся на основе греко-православных представлений, в свою очередь во многом заимствованных у античности, кладет в основание всего Логос. Ratio есть человеческое свойство и особенность; Логос метафизичен и божественен» (раньше приблизительно так же высказывался В. Эрн). Действительно, западная традиция сводит разум (intellectus к рассудку (ratio), русская – наоборот, признает суверенность разума, но при его мистической трактовке (см. также п. 4.1).

На философском уровне обе традиции явно ограничены. Тем не менее, первая предпочтительней, поскольку рассудок лишь задает рамки, в которых происходит направленный рост ума, а творчество в его мистическом изводе, направленное против рассудка, порождает в сознании хаос и подрывает основания собственной эффективности. К тому же, у большинства рассматриваемых русских мыслителей их воззрения, якобы христианские, сильно окрашены языческими и оккультными оттенками. В том числе, многие из них прибегали (как и сам Соловьёв, с подачи Юркевича) к еврейскому каббалистическому учению о «первочеловеке» Адаме Кадмоне (что тоже отмечал Лосев).

Своеобразно и примечательно развил идею всеединства религиозный философ Лев Платонович Карсавин (1882–1952). Он начинал свою деятельность как историк-медиевист и культуролог, одно время (1920–1921) был ректором Петербургского университета. Всеединство Карсавин трактовал собирательно – как «всё, что только существует, всё и всяческое». По его учению, Россия, как страна евразийская, находится между двумя культурными фронтами, и поэтому призвана решить задачу объединения культур Запада и Востока. Но у Карсавина данная мысль связана с прославлением идеократии, т. е. – единой, общеобязательной государственной идеологии, исключающей идейный плюрализм. А это как раз характерная черта Востока, в отличие от Запада.

Карсавин выдвинул также идеал симфонической личности. Этим понятием у него выражается органическая целостность различных социальных групп и общностей, вплоть до нации, церкви и человечества в целом. Якобы, весь мир представляет собой иерархию личностей разного ранга. Высшая группа – это личность, которая имеет безусловный приоритет перед личностями низшей степени общности, в т. ч. – перед индивидами. А индивид обязан осознать себя как свободное осуществление высшей симфонической личности, то есть – добровольно подчинить личное общему, как вершине иерархической структуры, и отказаться от права на преобразование целого.

На рубеже XIX и XX вв. наступил т. н. русский духовный ренессанс. Проявился он и в сфере обобщающего мышления. В начале 1885 г. при Московском университете возникло Московское психологическое общество (МПО). Тут психология еще не отделялась от философии, но в составе МПО преобладали философы – Н.Я. Грот, И.А. Ильин, Л.М. Лопатин, В. С. Соловьёв, Г.Г. Шпет. Членами МПО были и философы из Петербурга – Н.О. Лосский, А.И. Введенский, И.И. Лапшин, а также многие видные тогда деятели русской культуры. Общество имело обширные иностранные связи.

С 1889 по 1918 гг. издавался первый в России регулярный философский журнал – «Вопросы философии и психологии». «Философия спасения мира от зла, его нравственного совершенствования, – не будет ли именно нашей особой философией», – писал о задачах журнала в первом его номере редактор журнала Н.Я. Грот. Тем самым лишний раз был подчеркнут морализаторский характер традиционной русской философии, воспитанной на идеях справедливости распределения, в условиях низкой эффективности производства.

В 1897 г. появилось Философское общество при Санкт-Петербургском университете, а в 1901 г. там же было основано Религиозно-философское общество, под председательством епископа Сергия (И.Н. Старгородского), будущего патриарха Сергия (1943–1944). Усилиями этого общества в 1902 г. был выпущен сборник «Проблемы идеализма», который значительно способствовал самоопределению русской мысли. Его ведущими авторами стали будущие «веховцы» (см. ниже) – Бердяев, Булгаков, Франк, П. Струве. Но диспуты в этом обществе стали задевать церковное правление, и в апреле 1903 г. его собрания были запрещены. В 1905 г. в Москве оформилось Религиозно-философское общество памяти Вл. Соловьёва, со своим книгоиздательством «Путь» и журналом «Московский еженедельник». Возник также ряд других философских объединений и издательств. Формально Московское психологическое общество существовало по 1922 г., а Религиозно-философские общества – по 1923 г.

Значительное явление в тот же период представляла собой деятельность Петра Александровича Флоренского (1882–1937). Он получил хорошее математическое и богословское образование, приобрел сан священника и был разносторонне талантлив. В частности, заметный след в электротехнике оставили его исследования о свойствах диэлектриков, он также писал и редактировал статьи о технике для первой советской энциклопедии. Почти сразу по окончании курса духовной академии Флоренский стал главным редактором центрального богословского журнала и заведующим кафедрой философии Московской духовной академии; вместе с Н. Бердяевым и С. Булгаковым он входил в интеллектуальное «ядро» философского журнала «Путь».

Следуя идее всеединства, П. Флоренский отказался от «абстрактного» философствования в пользу «конкретной метафизики». В ней он соединял поиск общих символических структур бытия с экскурсами в различные области знания, а также – с художественными описаниями. Образцом такого стилистического «всеединства» стала книга Флоренского «Столп и утверждение истины». Флоренский утверждал, что метод философии противоположен методу науки. Вслед за Достоевским он сознательно прибегал к антиномическим формулировкам.

По убеждению Флоренского, жизнь и рассудок людей «рассыпаются в антиномиях», что делает наше земное существование мучительным. Но эта антиномичность преодолевается, якобы, не логикой, а подвигом любви и веры. То есть – обращением к потустороннему Абсолюту, который, якобы, разрешает все противоречия. В этой связи Флоренский апеллировал также к диалектике, часто использовал идею триады развития. Но диалектику он принимал не в ее «школьном», рациональном виде, а в смысле «живого непосредственного мышления», где бытие и слово неразличимы в их синкретичном слиянии.

И в целом, Флоренский настоятельно утверждал, что метод философии должен быть противоположен методу науки. Он считал, что не правду следует не доказывать, а лишь наглядно показывать (вспомним Дао дэ цзин: «Знающий не доказывает, доказывающий не знает»). И основа познанья должна быть, вообще, не логической, а органической, в силу чего она, как и сама окружающая нас жизнь и действительность, допускает противоречия и антиномии.

По мнению Флоренского, православие имеет огромное преимущество перед западным христианством, потому что в православной церковности еще нет (якобы) такой прочности догматов, а есть лишь сама жизнь церковная, которая усвояется и постигается именно жизненно, а не рассудочно. Вновь мы видим характерную для русского сознания ставку на неразвитость как на источник «будущих чудес». На деле же сам Флоренский сводил православную религиозность к освящению телесной предметности, и почти отождествлял ее с мистическим культом дохристианского образца, оставляя духовную веру на заднем плане.

Сильны были в его творчестве и оккультные тенденции, связанные с образом Адама Кадмона, причем личность Христа оставалась, как и у Соловьёва, на заднем плане (в чем проявляется типичная для русской мысли недооценки личностных начал). Вольнолюбивым политическим тенденциям, распространившимся в начале XX в. среди русских богословов, Флоренский противостоял с позиций охраны старого порядка. А как ученый, физик и электротехник, он пытался найти способы массовой постановки психики людей под контроль, в интересах власти. Современные специалисты порой оценивают Флоренского как «нового графа Калиостро», который заботился не столько об истине, сколько о путях магического воздействия на людей.

Именно к Флоренскому относят, в первую очередь, упрек в адрес русской религиозной философии, за ее тягу к «паганизму», т. е. – к язычеству. Вообще говоря, такая тенденция характерна для русской мысли «серебряного века» в целом. Отчасти это свидетельство неполной зрелости общественного сознания, отчасти – отзвук эпохи Возрождения, не успевшей в России развернуться и изжить свои особенности, включая излишнюю увлеченность античными образцами. На наш взгляд, наиболее ярким выразителем этой тенденции был не сам Флоренский, а его современник, видный публицист и «афористический философ» В.В. Розанов. Он восхвалял «песнь страсти и любви» языческих религий, и критиковал «обледенелую христианскую цивилизацию». За это Розанов едва не был отлучен от церкви.

Ярко выступила в талантливых трудах Флоренского и реакционно-феодальная окраска этого течения мысли. Он различал всего два типа культуры – средневековый и возрожденческий, т. е., фактически, тип раннефеодальный и тип позднефеодальный, переходный. При этом ранний тип он ставил выше позднего. В частности, Флоренский, хорошо образованный в астрономии, тем не менее, защищал птолемеевскую геоцентрическую систему мира против «возрожденческой» гелиоцентрической системы Коперника. По оценке Н. Бердяева, «Флоренский был утонченный реакционер». Не удивительно, что у него находили поддержку реакционные идеи российской «черной сотни». Но это не помешало ему лично сблизиться с одним из лидеров российской социалистической революции – Л.Д. Троцким (Бронштейном).

В конце XIX – начале XX вв. от линии славянофилов и Соловьёва отпочковались два оригинальных течения: русский космизм и русский персонализм. Основная идея космизма – что человек должен осознавать себя в неразрывном единстве с природой, как продукт и орудие ее творческого саморазвития. Это одна из форм выражения идей соборности и всеединства, явно или неявно связанная с языческим религиозным освящением природы. Видными представителями космизма были выдающийся отечественный ученый В.И. Вернадский, основатель космонавтики К.Э. Циолковский (в его т. н. атомистической антропологии), основатель гелиобиологии А.Л. Чижевский, видный драматург и философ-любитель А.В. Сухово-Кобылин.

К.Э. Циолковский называл свое философское учение «монизмом», противопоставляя его как материализму, так и религиозному удвоению мира на земной и потусторонний. Одной из главных задач человека, по его мнению, является распространение совершенства во Вселенной. Вслед за Вл. Соловьёвым он утверждал, что все формы материи одушевлены, а первичные атомы есть бессмертные элементарные существа; поэтому жизнь де есть повсюду, она вечна и по сути бессмертна. Фактически это перелицованный плюрализм Лейбница, с его идеей одушевленных и бессмертных монад.

Ранние формы жизни Циолковский считал неудачными и заслуживающими уничтожения, т. к. они не обеспечивают атомам комфортного бытия; такой комфорт, якобы, вполне предоставляется атомам только разумными существами. На этой основе он строил «космическую этику», согласно которой каждый человек должен заботиться о будущем атомов своего тела и всех атомов в целом. Циолковский мечтал о грядущем превращении людей в автотрофные существа – животные-растения, непосредственно потребляющие энергию Солнца, и о расселении этих существ по «эфирному» космическому пространству.

А.Л. Чижевский разделял популярное в те годы убеждение, что все строение материи определяется природой электрона; но с развитием науки оно было отвергнуто. Чижевский часто облекал свои философские выводы в форму стихов и пейзажей, находя научный язык недостаточно богатым и гибким для их выражения. В. И. Вернадский, как и Циолковский, разделял и пытался обосновать идею совечности жизни и космоса. Он ввел для этого понятие «живого вещества», заведомо неадекватное. Ведь все организмы строятся лишь из тех веществ, которые есть и в неорганической природе, что сам Вернадский хорошо знал; но хотелось ему другого. Эти его идеи не получили признания и поддержки в конкретных науках.

Но самой примечательной из теорий русского космизма была т. н. философия общего дела. Ее автор – Николай Фёдорович Фёдоров (1828–1903), незаконный сын князя Гагарина, формально – из сословия крестьян. Он преподавал историю и географию в уездных городах, а последние четверть века работал в Москве библиотекарем Румянцевского музея (в настоящее время – Российская государственная библиотека). Фёдоров вел аскетическую, почти монашескую жизнь, и поражал современников обширными и всесторонними знаниями. Вл. Соловьёв признавал его своим учителем и духовным отцом, им восхищался Достоевский. При жизни Фёдоров публиковал мало работ, некоторые его труды не изданы до сих пор.

Согласно учению Фёдорова, смысл бытия человечества заключается в т. н. патрофикации. Это «объединение сынов для воскрешения отцов», где под «отцами» понимаются все люди-предки, жившие когда-либо на Земле. Для этого следует, якобы, собрать все рассеянные в природе атомы, входившие некогда в тела наших предков, и синтезировать из них эти тела, а затем расселить численно возросшее человечество по планетам Солнечной системы. Сам Фёдоров называл свое учение «Новой Пасхой», и связывал его с православием, придающим особенно большое значение грядущему, якобы, телесному воскресению людей. Однако с церковной точки зрения это учение еретично, т. к. в нем божественная функция воскрешения передается человеку. По этой или иной причине, даже духовно близкие к Фёдорову мыслители не оказали его теории активной поддержки.

Отдаленным предшественником доктрины Фёдорова можно считать одного из отцов церкви – Григория Нисского. Он учил, что частица материи, пройдя через человеческое тело, навсегда сохраняет следы пребывания в нем; потому де, при воскресении праведников душа может опознать свое тело в перемешавшихся стихиях. Но развитие науки показало, что молекулы и атомы в живых телах ничем не отличаются от таковых же в неживом веществе. При этом они пребывают в одном живом теле не более года, и мигрируют повсюду; в т. ч., могут оказаться в телах ряда других людей. При этом атомы в принципе разложимы, а их части и сами атомы, будучи квантовыми объектами, неотличимы от других частиц того же типа. Таким образом, соображения Нисского и поставленные Фёдоровым задачи не имеют научного смысла.

То же, в общем плане, относится к другим учениям русских космистов. По существу, они наследуют идеям давно устаревшего гилозоизма. По оценке современного православного богослова Андрея Кураева, это «глухие перепевы масонско-каббалистических философских тезисов». Но следует признать, что данное течение отразило особенности и уровень русского национального менталитета на тогдашней ступени его развития. Преобладание в космизме квазинаучных идей отразило, на причудливый русский лад, мистификацию научного и околонаучного сознания, присущую неклассической стадии развития естествознания. Тем не менее, космизм как таковой, с его буйством «логической фантазии» (творческой активности разума-интеллекта без согласования с рассудком), почти исключительно русское явление.

Зато широкий отклик в мировой философии получил русский персонализм. Его основателем обычно называют А.А. Козлова, на которого повлияли, в данном отношении, труды немецкого философа Густава Тейхмюллера. Но крупнейшими представителями этого направления считаются Лев Шестов (Лев Исаакович Шварцман, 1866–1938) и Николай Александрович Бердяев (1874–1948). Под их влиянием складываются учения американского, французского, английского и немецкого персонализма (Б. Боун, Джосайя Ройс, Э. Мунье, Б. Коутс, В. Штерн и др.) В то же время, сам русский персонализм сформировался под влиянием западных учений панпсихизма и монадологии Г. Лейбница. Но в русском варианте он является одной из форм воплощения все тех же, традиционных для русской мысли XIX в., концепций тождества, соборности и всеединства.

Основная идея персонализма – что мир есть, якобы, продукт деятельности многих одухотворенных личностей, включая бога на одном полюсе, и простых людей – на другом. Вслед за Майстером Экхартом и В. С. Соловьёвым, персоналисты пытаются представить человека как сотворца в божественном созидании мира. Для этого учения характерны подчеркнутый иррационализм, отказ от системного мышления и принципиальный антиномизм, причем «снятия» антиномий ищут в религиозной вере. Книга Л. Шестова с говорящим названием «Апофеоз беспочвенности» вышла в 1905 г., на два года раньше «Творческой эволюции» А. Бергсона, выражавшей сходные иррационалистические идеи (см. п. 26.1). «Моя задача – остановить бег мысли», – писал Шестов. Следуя за Ф. Ницше в негативной переоценке ценностей, он не останавливался перед открытым оправданием и защитой всякого зла, включая умышленное убийство, когда в этом проявляется «правда» внутренних потребностей индивида. «Добро изменило, истина изменила, – нужно искать Бога», – заключал Шестов. Бог для него, как мораль у Ницще, «по ту сторону» истины и лжи, добра и зла.

Н.А. Бердяев сам заявлял о своей неспособности к систематическому рассуждению (возможно, связанной с его нервным заболеванием). «Мое мышление, – писал он, – интуитивное и афористическое. В нем нет дискурсивного развития мысли. Я ничего не могу толком развить и доказать». Тем не менее, это был весьма одаренный философский писатель. Существующий мир Бердяев рассматривал как зло, от которого надлежит освободиться, а религиозно-мистическую направленность философии отождествлял с ее «поворотом к человеку».

По мнению Бердяева, «рационализм есть болезнь и расстройство, мистика есть здоровье и нормальность». «Человек – микрокосм, в нем дана разгадка тайны бытия макрокосма... Познание не есть рационализирование бытия и жизни. Познание истины есть посвящение в тайны бытия... Истина предметна, она живет, истина – сущее, существо... Я есмь истина» (слова Христа по Евангелиям. – В. С.), – писал Бердяев. Здесь без труда опознаются онтологическая теория истины, религиозный мистицизм и оккультные представления, характерные для средневекового сознания.

А поскольку бог надрационален, то истина о нем, по Бердяеву, может быть понятийно выражена только в антиномиях, т. е. – в парах противоречащих друг другу суждений. Показательно в этом плане его учение о свободе. Изначальная свобода человека, согласно Бердяеву, тождественна с «неисследимой бездной» (Ungrund Якоба Бёме), которая даже первичнее бога. Но хотя сам творческий акт свободен (и он же, якобы, оправдывает прегрешения человека), продукты объективации этого акта, по учению Бердяева, подчинены необходимости. Поэтому человек, не желающий стать рабом вещей, якобы должен добровольно подчинять свое самоопределение христианскому завету. «В вольном отказе от самоутверждения – сущность жизни во Христе», – писал Бердяев. В самом деле, получается антиномия: свобода личности выражается в... отказе от личной свободы. Впрочем, для христианской и вообще для средневековой идеологии такой ход мысли не нов (см. п. 14.4).

Общественным идеалом Н.А. Бердяев считал «персоналистический социализм» – такое общество, в котором личная и государственная собственность сочетаются и ограничивают друг друга, а личность признаётся высшей ценностью. Тут можно видеть определенное сходство с устройством средневековой коммуны и античного полиса, а также – с утопическими планами П.А. Кропоткина. Но у Бердяева, как и у Кропоткина, такие идеи «повисают в воздухе», не имея соответствующей экономической основы. Хорошо понимая русский менталитет, Бердяев многое объяснил и предсказал в судьбах России в XX столетии. В частности, победу большевизма он оценивал как закономерное, хотя неприятное лично для себя явление. Многие мысли Бердяева близки к экзистенциализму, и сам он порой называл свою философию экзистенциальной.

К персоналистам причисляют также Л.М. Лопатина (редактор журнала «Вопросы психологии и философии»), Н.О. Лосского, С.Л. Франка. Но сходства и различия в позициях русских философов зачастую размыты, как и сами их позиции. Лосский и Франк называли себя интуитивистами, поскольку их философия оправдывала «интуитивное» представление о существовании внешнего мира за пределами нашего сознания. С этой точки зрения они развивали идеи славянофилов о синкретическом характере познания (ср. субъективный метод в социологии по Н.К. Михайловскому). Лосский называл свое учение также «универсалистическим эмпиризмом», т. к. признавал опытную данность сверхчувственного (что само уже «антиномия»); а также – «идеальным реализмом», поскольку считал, что реальное бытие может существовать только на основе идеального бытия.

После поражения революции 1905–1907 гг. в России широко распространилось богоискательство. Это обновленческое движение в христианстве, которое восходит к метафизике всеединства, но стремится к построению царства божия на земле (идея, очевидно еретическая для христианства). В данном движении принимали участие и философы – поклонники метафизики всеединства, в частности, Булгаков и Бердяев. Но Булгаков в поздние годы трактовал вообще всякую самостоятельную философию как заведомую ересь, и признавал лишь смиренное «философствование» в рамках религиозной премудрости.

Но особенно оригинальные воззрения и практику богоискательства развил известный литературный критик и писатель-символист Дмитрий Мережковский. Он следовал соловьёвской идее андрогина, и считал, что богочеловечество предполагает цельную двуполую личность, а иначе нельзя избавиться от плотского греха. Чтобы выдержать этот принцип и приблизиться к идеалу, Мережковский воздерживался от телесной близости со своей супругой, тоже известной писательницей и богоискательницей Зинаидой Гиппиус, хотя постоянно проживал совместно с ней.

Впрочем, так же относился к своей супруге известный в ту пору священник Иоанн Кронштадский, совсем не «обновленец». Так же, по их собственным словам, поступали Н.А. Бердяев и его супруга Лидия. Странными были также семейные отношения поэта (и поклонника Вл. Соловьёва) А.А. Блока с его законной супругой Лидией (дочерью великого химика Д.И. Менделеева), которой он посвятил знаменитый цикл стихов о Прекрасной Даме (но фактически – о соловьёвской «Софии»; потом она превратилась у Блока в свободно порхающую «Незнакомку»). Законных детей у этих пар действительно не было, но андрогинами они тоже не стали. А вот без половых связей на стороне и без незаконнорожденных детей дело не обошлось, что в такой ситуации вполне ожидаемо.

Некоторые философы-богоискатели (С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский, А.Ф. Лосев и др.) разделяли идеи имяславия. В данном отношении они сходились с такими знаковыми фигурами того времени, как мистический «старец» Григорий Распутин и черносотенный епископ Иоанн Кронштадский. Имяславие – учение о том, что надо славить имя бога, поскольку оно первичнее и по смыслу глубже, якобы, чем существование бога. Философский корень такого учения – платонические, языческие представления о творческой силе эйдосов. Осуждая имяславие, официальная церковь справедливо подчеркивала его неправославный характер; но сами имяславцы объявляли себя единственной истинно-православной церковью.

Менее целостная и оригинальная, чем космизм и персонализм, но все же заметная поросль той же новой ветви славянофильства – социальная философия евразийцев. Его представители (Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий и др.) развивали свое учение уже после социалистической революции в России, в 20-е–30-е гг. XX в., в основном в эмиграции. К той же поросли часто причисляют упоминавшегося нами Л.П. Карсавина. Евразийцы считали, что самобытность русского народа сложилась в рамках татаро-монгольской культуры, а русский царь – наследник монгольского хана. Они призывали ориентироваться не на Запад, а на конкретное геополитическое окружение страны (большей частью азиатское), и сотрудничать с советской властью.

Видный современный представитель этого направления, лидер Международного евразийского движения А.Г. Дугин, был одно время советником Председателя государственной думы России. Его воззрения близки к старообрядческому православию, и являются откровенно тоталитарными по их политическому характеру. Обособление Я, согласно Дугину, есть синоним зла и грехопадения; «“Эго” подлежит, – писал он, – уничтожению, радикальной отмене». Дугин открыто проповедует ненависть к технике и к рациональной науке, особенно – к естествознанию. Дочь Дугина, журналистка и политолог Дарья (псевдоним Платонова) погибла 20 августа 2022 г. в результате диверсии, видимо, направлявшейся украинскими террористами против ее отца.

Специфичность русской религиозной философии отчасти оправдана тем, что в неклассическую эпоху западная философия тоже стала специфичной (неклассической), и оставалась таковой вплоть до впадения ее в современное кризисное «состояние постмодерна». Это были два крайних пути выпадения обобщающей мысли из русла рационального философского мировоззрения: в России – замена философии на еретическую религиозную фантастику, на Западе – замена ее смесью претенциозной лингвистики с психологией и шизоанализом. Все же, до 90-х гг. XX в. линия рационального мировоззрения спасалась, а отчасти и развивалась, усилиями материалистической, в основном – марксистской философии, представленной также в российской мысли.

 

27.5. РУССКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ В XIX–XX ВВ.

Материалистическая линия русской мысли XIX столетия дала тоже две поросли: русский естественнонаучный материализм и русский марксизм. Первый из них представляли крупные отечественные ученые: биолог И.И. Мечников, физиолог И.М. Сеченов, химик Д.И. Менделеев, ботаник К.А. Тимирязев (хотя, напр., выдающийся хирург Н.И. Пирогов выступал в философии с идеалистических позиций). Перу этих авторов принадлежит ряд интересных работ, но в целом данное направление не отличалось оригинальностью и не имело большого воздействия на общественное сознание. Существенно более творческим и влиятельным оказался русский марксизм.

Первопроходцем марксизма в России стал видный революционер, первоначально – народник, Георгий Валентинович Плеханов (1856–1918). Он первым полностью и в общем правильно перевел на русский язык «Манифест Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса (1882; раньше это пытался сделать М. Бакунин). Плеханов создал также первую марксистскую группу русских революционеров («Освобождение труда», Женева, 1883). Он пропагандировал и защищал марксистское мировоззрение, и внес заметный вклад в развитие отечественной социальной философии. Однако Плеханов слабо владел диалектикой, а в социальной теории фактически стоял на позициях вульгарного социологизма. Именно ему принадлежит (напомним) ненаучная формула «Свобода есть сознанная необходимость», отражавшая «идеал» добровольного подчинения и фанатичного служения индивида диктату исторических обстоятельств.

До революции 1905–1907 гг. заметную роль в русской интеллектуальной жизни играл легальный марксизм, призывавший к мирным формам борьбы за интересы трудящихся. Его лидером считался Петр Бернгардович Струве (1870–1944). Одно время к данному направлению примыкали упоминавшиеся выше Бердяев, Булгаков и Франк. После поражения революции 1905 г. все трое перешли на позиции идеализма и богоискательства, и вошли в число авторов знаменитого сборника «Вехи» (1909). Эту книгу В.И. Ленин называл «энциклопедией либерального ренегатства», в смысле предательства интересов русской революции.

Деятельность самого Ленина (Владимир Ильич Ульянов, 1870–1924) составила, как мы уже отмечали, эпоху в развитии марксистской мысли. Революционная ветвь марксизма в XX в. получила имя ленинизма. В ряде статей для энциклопедии («Карл Маркс», «Три источника и три составных части марксизма» и др.) Ленин дал краткое и вместе с тем основательное изложение марксистской теории, включая философию. В книге «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин критиковал махизм, впервые предложил диалектическое по характеру (категориальное) определение материи, хотя еще не совсем удачное. Там же он ввел понятие объективной истины, высказал другие важные идеи в разных областях философии. Он же первый дал развернутое научное определение социальных классов (1919). В рукописях (посмертно изданных) «Философские тетради» Ленин прояснил многие положения диалектики, комментируя тексты Гегеля и других авторов. Все эти моменты мы уже затрагивали в первой (систематической) части нашего курса.

В.И. Ленин не имел специального философского образования и достаточного опыта работы в этой области, и выше мы не раз отмечали, что его философские суждения не безошибочны. Порой и сам он, как Плеханов, сбивался на метафизическую позицию, порой «грешил» релятивизмом. Тем не менее, Ленин глубоко осмыслял эволюцию общества и науки. Одним из многих его талантов был дар к научным определениям. В редакции Ленина они всегда ясны, точны, глубоки и выразительны, так сказать – выпуклы. Многие положения диалектического материализма вошли в научный оборот именно в ленинских формулировках.

Оставил след в истории мысли и многолетний «вождь» Советского Союза И.В. Сталин (Иосиф Виссарионович Джугашвили, 1878–1953). Успевший смолоду проявить себя в грузинской поэзии, Сталин в зрелые годы считал себя русским по культуре человеком. Его философские труды невелики по числу и объему, но оказали существенное воздействие на марксистскую партию, на советскую идеологию и на все советское общество. Это статьи «Анархизм или социализм?» (1906–1907), «Марксизм и национальный вопрос» (1913; данная работа прославила Сталина в партии большевиков); очерк «О диалектическом и историческом материализме» (1938); книга «Марксизм и вопросы языкознания» (1950).

Труд 1938 года был напечатан как параграф в составе известного «краткого курса» истории ВКП(б), неоднократно публиковался в газетах, отдельной брошюрой и в собраниях сочинений Сталина. В целом это научно квалифицированная и литературно сильная работа. Она отличается систематичностью и ясностью изложения, не лишена научной глубины, написана внушительным ораторским слогом. Но в ней Сталин представил диалектику только как «довесок» к материализму, – что, впрочем, делал и в прежних работах. В том же очерке Сталин исключил из диалектики закон отрицания отрицания, просто его не упоминая. Этот закон вернулся в советскую литературу после разоблачения культа личности Сталина, но (напомним) никогда уже не признавался в ней подлинно всеобщим.

По учению Сталина, движущей силой общественного развития является не противоречие, как считает классическая диалектика, а наоборот – социальное единство (очередной «привет» от философии Шеллинга, с ее идеями тождества и всеединства). Причем это единство достигается за счет полного подавления одной из экономических противоположностей, а именно – частной собственности, а также ее идейных защитников. Хотя сталинизм в целом был осужден руководством и общественным мнением в СССР еще в конце 50-х гг. XX в., метафизическое представление о движущей силе единства преобладало в советской идеологии вплоть до краха Советского Союза. А в наших философских учебниках той поры диалектика была, в духе сталинизма, не основой построения курса, а только одной из его второстепенных тем.

После 1922 г. правительство РСФСР выслало из страны более ста ученых, писателей и общественных деятелей, обвинив их во враждебности к советской власти. Среди них были и философы: Н. Бердяев, С. Булгаков, И. Ильин, Карсавин, Лапшин, Лосский, Франк. Закрыты были Московское психологическое и Религиозно-философское общества. Многие оставшиеся в России философы старой генерации подвергались репрессиям.

Так, три года провел в лагере имяславец А.Ф. Лосев, заявивший в 1930 г., что «советская власть есть власть сатанинская». Впрочем, его не устраивали также механика Ньютона, и вообще – «мир без родного неба». «Читая учебник астрономии, чувствую, что кто-то палкой выгоняет меня из собственного дома...» – заявлял Лосев. Не удивительно, что его профессиональные возможности и далее ограничивались властями.

Павел Флоренский арестован в 1933 г. по вымышленному делу «Национал-фашистского центра», и под давлением дал показания, что его друг, известный математик Н.Н. Лузин, якобы руководил внешнеполитической деятельностью этого «центра». В 1937 г. Флоренский был расстрелян в заключении. В томской ссылке расстрелян «феноменолог» (ученик Э. Гуссерля) и видный историк русской философии Г.Г. Шпет; документы об этих актах поныне недоступны общественности. В лагере умер Л. Карсавин, арестованный уже престарелым в Литве, после ее присоединения к СССР.

Таким образом, развитие всех других философских направлений в России было грубо подавлено официальным марксизмом, точнее – властями, заявлявшими о своем марксизме. Но в духовном плане это не было случайностью. Сам официальный марксизм по-своему наследовал тем же тоталитарным идеям соборности и всеединства, которые исповедовала русская религиозная философия. Он только приспособил эти идеи к эпохе индустриализации общества, в облике «пролетарского коллективизма и интернационализма», и вытеснил менее эффективных конкурентов. Он же осуществил, фактически, соловьёвский идеал соединения духовного и светского правления, в форме совпадения партийной и государственной власти.

Советская философия представляла собой технически сильную школу, в ней имелся ряд крупных имен: А.М. Деборин, М.Д. Каммари, П.В. Копнин, И.К. Луппол, М.Б. Митин (философский «подручный» Сталина), М.Н. Руткевич, болгарский философ Тодор Павлов, и др. Но запрет на свободу мысли привел к тому, что сейчас имена и труды этих мыслителей интересны только специалистам. К тому же, в сталинских репрессиях страдали и гибли не только противники марксизма, но и его сторонники, смевшие заявить особое мнение. Были расстреляны или умерли в лагерях И.К. Луппол, Н.А. Карев, С.Ю. Семковский, Я.Э. Стэн и другие видные философы-марксисты. «Сталинский смерч смел с лица земли целое поколение научных работников – философов, историков, экономистов, правовиков, естественников и т. д.», – писал в своих воспоминаниях акад. Деборин.

Характерной фигурой в философской жизни России в сталинскую эпоху был Зиновий Яковлевич Белецкий, заведующий кафедрой диалектического и исторического материализма в Московском университете. Горбун с острыми чертами лица, фанатически убежденный в правоте марксизма (который он часто трактовал по-своему), Белецкий постоянно критиковал позиции философского руководства страны, не раз обращаясь при этом лично к Сталину, и держал в страхе всю философскую общественность. По его личностно искренним, но беспощадным доносам не однажды принимались разгромные официальные постановления, с последующими «оргвыводами».

Отношение советской власти к обучению философии оставалось традиционным для России: пренебрежительным, а порой и притеснительным. С 1939 по 1957 гг., после очередного погрома, философия в большинстве вузов преподавалась только в составе объединенных кафедр «Основ марксизма-ленинизма». В Ленинградском университете философский факультет был создан только в 1940 году. А в последние десятилетия объем преподавания философии в непрофильных российских вузах сократился, даже сравнительно с советскими годами, в 2–3 раза, и в большинстве случаев ее изучение студентами сведено на донаучный, ознакомительный уровень.

Подготовка философских кадров в нашей стране тоже всегда была недостаточной по объему и качеству. Даже в МГУ квалификация профессорско-преподавательского состава и уровень научной работы нередко оставляли желать лучшего. Доныне многие преподаватели философии в России, включая часть профессоров, не имеют базового философского образования. После т. н. перестройки возникло много новых философских факультетов, но они, по большей части, не способны обеспечить достойный уровень подготовки специалистов.

Не очень яркими оказались и отечественные философские диссиденты. Многие из них, под давлением репрессий, внешне переходили на марксистские позиции. В частности, – имяславец А.Ф. Лосев, хотя с 1929 г. и до самой своей смерти в 1988 г. он был тайный монах. Свои подлинные воззрения Лосев определял как «православно понимаемый неоплатонизм»; напомним, что западное христианство изжило подобную ориентацию еще в XIV в., когда в богословии победило учение Фомы Аквинского. В своей «Диалектике мифа» Лосев заявлял, что католичество «имело полное логическое право сжечь Дж. Бруно», – для современности неприемлемое суждение. В то же время, Лосев находил для себя нечто общее с марксистской философией на почве уважения к диалектике. Правда, саму диалектику он трактовал скорее в духе антиномизма. Но его расхождение с официальным марксизмом сглаживалось тем, что в последнем был недостаточно прояснен вопрос о роли диалектического противоречия.

Другие философские диссиденты неуверенно склонялись к идеализму, напр. – «младомарксист» Э.В. Ильенков, покончивший с собой в 1979 году. Но в политическом отношении Ильенков был убежденным коммунистом. В. С. Библер (1918–2000) выдвигал оригинальную для марксиста идею «логики диалога логик», в котором (диалоге) каждая из отдельных «логик» является выражением определенного способа существования ее носителей. По существу, это релятивистская идея в усложненной формулировке; прежде ее высказывали О. Шпенглер и известный швейцарский психолог Ж. Пиаже. Но и Библер внешне не порывал с марксизмом.

Принципиальная оппозиция искала духовную опору в мистических и оккультных фантазиях: «живая этика» (агни-йога) Елены Рёрих, «Роза Мира» Даниила Андреева, и т. д. Напомним, что оккультизм не был чужд и русской религиозной философии XIX – начала XX веков. Вообще, русская мысль еще с XIX в. развивала те негативные, антисистемные, мистические, контркультурные тенденции, которые на Западе дозрели только в эпоху постмодерна. Ведь для Запада они – продукт разложения научного мировоззрения; а российская, тогда полуфеодальная почва, – как бы готовый результат такого разложения. Научное мировоззрение привносилось в нее западными учениями, включая марксизм, но не имело существенной опоры в общественном сознании. В этом смысле, есть правда в заявлении С.Л. Франка «Русское мышление абсолютно антирационалистично».

Антисистемные тенденции не обошли стороной и русских марксистов. В 20-е гг. XX в. видный тогда деятель марксистского движения Э.С. Енчмен провозгласил эру отмирания разума, познания и логики, якобы – в связи с победой пролетариата. В 1922 г. С.К. Минин, бывший тогда ректором Ленинградского университета, опубликовал в журнале «Под знаменем марксизма» (№№ 5–6) статью «Философию за борт!», в которой объявил философию «эксплуататорской выдумкой». Оба намного опередили в этом отношении Р. Карнапа, Г. Маркузе и постмодернистов вроде Ф. Лаку-Лабарта.

Это относится и к роли русской мысли в международной политике. «Тайная доктрина» Елены Блаватской стала одной из идейных основ немецкого фашизма. Философ-неогегельянец Иван Ильин, популярный сейчас в России и (якобы) любимый мыслитель ее президента В.В. Путина, с 1934 г. возносил хвалу Гитлеру и нацизму. В частности, ему принадлежат слова, что на Гитлера не надо смотреть глазами евреев, а холокост (массовое истребление евреев фашистами) – несущественная мелочь по сравнению с величием нацистского замысла. И такие взгляды не были исключением среди русских философов в эмиграции. Это одно из проявлений все той же, традиционно тоталитарной, ориентации русского общественного сознания.

Творческое продолжение отечественной философии в настоящий момент представлено слабо. В ней нарастают антинаучные тренды, либо религиозные, либо вторичные по отношению к модернистской и постмодернистской философии Запада. В духовной жизни населения вновь господствует православие, которое является исторически отсталой формой ранней феодальной идеологии, не приветствует свободу мысли и действия, и плохо сочетается с демократией. Возросла популярность старой русской религиозной философии, а некоторые мыслители пытаются возродить еще более реакционные течения, напр. – мистический средневековый исихазм (С.С. Хоружий и др.)

На мировой арене русская философия и ее современные представители не обладают заметным авторитетом. Внутри страны, философия не уважаема не только в массовом сознании (массы нигде не поднимаются до адекватной оценки философии), но и в сознании большинства россиян, имеющих научное образование, – что редко встречается в других странах. Очевидная причина этого – высокая доля заимствований в развитии нашей науки, оттесняющая на задний план самостоятельное вызревание рационально-творческой, не формализованной мысли.

Негативную роль в отношении к философии сыграл и долговременный сырьевой уклон нашего хозяйства. Общество с присваивающей, по существу – первобытной экономикой, не в силах порождать самостоятельную философию, или хотя бы осознать социально-историческое и стратегическое значение этой дисциплины. Современное руководство России стремится модернизировать страну и создать в ней высокотехнологичное производство, что можно только приветствовать. Но трудно совместить выполнение этой задачи с господством рутинной православной религии и с засильем бюрократии.

Примечательно, что, при всем консерватизме собственного русского мышления (а скорее – именно поэтому), в российской внутренней политике всегда побеждала тенденция прозападной модернизации. Без такого «догоняющего» развития страна бы просто не выжила, как самостоятельная держава. Сам родоначальник таких «подвижок», царь Иван IV Грозный, хотя обличал сторонников западной веры в «прельщении», лично был увлечен западными воззрениями. Известный дьяк Тимофеев со вздохом вспоминал: «увы, вся внутренняя его (Ивана. – В. С.) в руку варвар быша». То же происходило с нами и в недавнем прошлом, в эпоху «перестройки и в последующие десятилетия.

С другой стороны, состояние массового сознания россиян на бытовом уровне уже давно, и всё больше, определяется влиянием западной массовой культуры. Заискивание перед ней порой превращается в широкую моду, и даже в признак личной «продвинутости», которым похваляются наши знаменитости. Так и будет в дальнейшем, пока страна не создаст собственной рациональной философской системы, как создавали ее все исторически лидировавшие нации: английская, французская, немецкая, американская. И вслед за этим – не выйдет на путь самостоятельного опережающего развития в основных областях хозяйства и культуры.

В завершение темы, предлагаем схему развития русской мысли (рис. 14). В ней отражается (в нижней строке) и связь отечественной мысли с политической историей Московской Руси и России. 

  

ОСНОВНЫЕ ТЕЧЕНИЯ МЫСЛИ								ПЕРИОД
Первые движения обобщающей мысли								С XV века
/					\
Иосифляне						Нестяжатели		XV–XVI вв.
Никонианцы						Староверы		XVII век
«Просветители»						Масоны		XVIII век
\						/
Любомудры, П.Я. Чаадаев, кружки Н.В. Станкевича и А.И. Герцена								1820-е – 1830-е годы
/		|				\
Западники		|				Славянофилы		Середина XIX века
\		|				/
		Анархисты, народники
/		|				\		Вторая  половина XIX века
Революционные демократы		|				Метафизика  всеединства
/	\	|				/	\
Научный материализм	Русский марксизм	\		/		Русский персонализм	Русский космизм	Конец XIX – начало XX вв.
		Евразийство
­	­					­	­
Ксенофилы, государственники («опричники»), реформисты, рационалисты;  всегда победители			Ксенофобы, общественники («земцы»), консерваторы, мистики; всегда побеждаемые					На всех этапах развития

 

 

Рис. 14. Идейные течения в Московской Руси и царской России

 

 

 

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ

ПО ИСТОРИИ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ

 

1.    Укажите социально-экономические факторы и особенности менталитета, повлиявшие на развитие русской философии.

2.    Когда началось и как велось преподавание философии в России?

3.    Какие направления встречаются в русской мысли XVIII века?

4.    Обрисуйте состав и деятельность Общества любомудрия и кружка Н.В. Станкевича.

5.    Роль П.Я. Чаадаева в становлении русской мысли.

6.    Философское учение славянофилов.

7.    Основные философские и социальные идеи А.И. Герцена.

8.    Основные философские и социальные идеи Н.Г.Чернышевского.

9.    Основные философские и социальные идеи Ф.М. Достоевского.

10.Роль М.А. Бакунина в становлении русской мысли.

11.Социально-философская позиция Л.Н. Толстого.

12.Метафизика всеединства В.С. Соловьёва: основные черты.

13.Личность и деятельность П.А. Флоренского.

14.Учение русских космистов и его научная оценка.

15.Русский персонализм. Учение Н.А. Бердяева.

16.Философский облик русского марксизма.

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Многие замечания, сделанные при изложении курса, указывают на упадок философии в наши дни, и на критическое снижение ее роли в жизни современного общества. Но этот упадок отражает не столько состояние философской науки, сколько кризис индустриального типа хозяйства, зашедшего ныне в экологический, структурный и идеологический тупики. Что, конечно, снижает потенциал в развитии научного мировоззрения, но не слишком мешает отдельным ученым его совершенствовать. И автор стремился работать в этом направлении, сознавая, конечно, и ограниченность своих сил, и незрелость общественной атмосферы, и отсутствие пока социальных условий для адекватной оценки таких усилий.

Кризис социального значения философии тоже не фатален: на смену очередной осени придет очередная весна, и листья, некогда опавшие, нарастут гуще прежнего. О путях и сроках прихода этой весны, о формах ее цветения говорить еще рано. Но уже намечаются позитивные тенденции в развитии мысли, связанные с достижениями постнеклассической науки и со всем ее диалектическим обликом, представленным в синергетике И. Пригожина – Г. Хакена (хотя ее идейное значение тоже пока не всеми осознаётся). Мы пытались по возможности отразить эти тенденции в нашем курсе.

Развитие мысли неотделимо от эволюции общества в целом. И здесь приходится констатировать, что человечество, даже в лице передовых стран, на лестнице социальных форм бытия поднялось пока не выше ступени, соответствующей биологической стадии в классификации форм движения по Ф. Энгельсу (см. п. 8.4). Социум все еще представляет собой, по внутренней сути, либо растение, либо, в лучшем случае, звероподобное животное. На языке марксистской историографии это называется естественноисторическим состоянием, с дальнейшей конкретизацией.

Синтетическая форма экономики (как в классическом полисе или в возрожденческой коммуне (см. пп. 5.2, 6.2, 14.3 и 14.4, 17.2 и др.) позволяет, на наш взгляд, преодолеть экономические односторонности, свойственные подобному несовершенному состоянию. Но сама по себе она еще не решает проблему перехода человечества к состоянию собственно историческому. Решающая роль в таком переходе остается за развитием научного разума. Но конкретные формы перехода и построения будущего, истинно человеческого общества сейчас рано предсказывать; а встать в ряды утопистов автор этих строк совсем не мечтает.

Дополнением к нашему курсу являются два приложения: Словарь-тезаурус (определения основных категорий в порядке их введения в курсе), и Основы философии в стихах. Об этих дополнениях можно сказать то же, что уже говорилось нами о дидактических схемах, включенных в курс. А именно: в них материал представлен иногда в несколько ином ракурсе, чем в основном массиве курса. Мы считаем, что это полезно для более широкого и объемного, «стереоскопического» видения предмета. На данном блоге эти приложения опубликованы отдельно (по первичным датам, соответственно, 18.03.3013 г. и 22.12.2019 г., с обновлениями).